Перед подъездом Полина и вовсе оробела. Нажала кнопку звонка, и дверь ей открыл консьерж – по виду крепкий военный пенсионер.
– К кому? – спросил он неодобрительно, покосившись на ее старенькие туфли.
– К Королевой.
– По записи? – поинтересовался консьерж.
– Что?
– Как фамилия?
– Колыванова.
Мужчина полистал журнал и сразу сменил тон.
– Есть такая. Я-то думал очередная поклонница пытается пробиться за автографом.
– А что, – осмелев спросила Полина, – многие приходят?
– Нет пока. Но ведь Королевы здесь только полгода живут. Уже третью квартиру меняют, спасаясь от поклонниц.
– Понятно, – сказала Полина и направилась к лифту.
В дверь она позвонить не успела. На пороге ее уже поджидала женщина средних лет – высокая, поджарая и недобрая. Точь-в-точь – злая волшебница из сказки. Только она была не из тех волшебниц, которые таяли, если их окатить ведром воды. Такие, как она, были непобедимы.
– Здравствуйте, – начала Полина, – я…
Женщина жестом прервала ее и пригласила войти. Заперев за Полиной дверь, она включила свет в коридоре, который по площади немного превосходил квартиру Полины.
– Я из «Помощницы»…
Женщина не произнесла ни звука. Она разглядывала Полину как лошадь или породистого Щенка, которых хотела бы купить, да опасается, нет ли у них какого изъяна.
– Где вы живете? – спросила она.
– У метро «Проспект Ветеранов».
– Нет, – сразу же отрезала женщина, – это исключено. С «Ветеранов» сюда добираться часа полтора. Станете опаздывать.
И она шагнула к двери, давая понять, что разговор окончен.
– Я снимаю квартиру, – затараторила Полина. – И переехать мне ничего не стоит.
– Иногородняя? – брови женщины поползли вверх. – Я же просила не присылать…
– Нет, нет, не иногородняя, – испуганно вставила Полина.
– Так почему не живете с родителями? Характер показываете?
– У меня нет родителей. Я выросла в детском доме.
Женщина задумалась. В этот момент входная дверь распахнулась и появилась молодая женщина.
– Ты?! – воскликнула она, увидев Полину.
Полина оторопела. Женщину она видела впервые. Ярко рыжие волосы. Хотя вот лицо… Она очень походила на Королеву, но та была блондинкой…
Тем временем молодая женщина подошла к зеркалу и сняла парик.
– А так, ты меня узнаешь?
– О Господи, – пролепетала Полина, – конечно узнаю.
– Виктория! Разве вы знакомы, – нахмурилась женщина. – Ее только что прислали из «Помощницы».
– Конечно, знакомы. Помнишь тогда, в больнице? Мы ведь вместе с тобой были… Как тебя зовут?
– Полина.
– Нам с дочерью нужно поговорить, – сказала женщина. – Подождите здесь.
В кабинете мать невольно медлила с разговором. Давно не видела дочь улыбающейся.
– Вижу, тебе понравилась эта девушка.
– По сравнению с теми, каких присылали…
Всегда лучше пригреть бездомного щенка, чем змею на груди.
– Ты права. Я думаю, она нам годится. Да и в клубе ее можно использовать…
Женщины со значением переглянулись.
– К тому же она сирота, – осторожно заметила мать. – Так что некому будет.., если что…
– Вот и хорошо! – заключила Виктория. – Пойдем, обрадуем девочку…
Вика родилась в семье известного советского прозаика, члена Союза писателей и даже некоторое время председателя этого Союза – Андрея Рубахина. В семидесятые годы Рубахин был в фаворе, его печатали самые известные литературные журналы, по его произведениям снимали фильмы. Он и в школьную программу попал.
Злые языки утверждали, что Рубахин делает карьеру благодаря своим связям, но в отсутствии таланта его не могли упрекнуть.
Где бы Андрей ни появлялся, всюду позади тащились две тени. Слава клубилась позади ароматным облаком, отчего дамы приходили в восторг, а мужчин неудержимо тянуло выпить. Вторая тень, второе облако жадно впитывало зависть, светящуюся в глазах друзей и коллег, переливаясь грязным перламутром. Талант Андрея был особенный: писал он непростительно легко, не ведая ни мук творчества, ни, хотя бы, кратковременной несостоятельности своего пера.
Более того, творил как бы между прочим, занимаясь в то же самое время сотней других дел, не только административных, выполняя свои обязанности в Союзе писателей, но и вполне светских, появляясь везде, куда звали и не звали.
Казалось, судьба наградила Андрея изрядно, можно было бы поставить на этом точку и оставить хоть что-то другим смертным. Но в день его рождения фортуна явно переусердствовала, потому как помимо таланта наградила его еще и королевской внешностью. Метр девяносто и косая сажень в плечах, шевелюра, напоминающая львиную гриву, безмятежные голубые глаза, орлиный нос и улыбка безгрешного младенца. Тиражирование его фотографий порой даже обгоняло тиражи книг.
Разумеется, такая счастливая судьба плодила вокруг Рубахина не только завистников, но и почитателей, среди которых женщины составляли если не самую многочисленную, то наверняка самую активную и преданную часть.
Если поклонники-мужчины мечтали с Рубахиным выпить, то женщины в своих мечтах были смелее и не по-советски раскованнее, хотя страна еще и не грезила перестроечными откровениями камасутры. Письма с пугающими признаниями и недвусмысленными предложениями приходили на адрес издательства толстыми пачками, изымались заботливой женой Диной, внимательно изучались и уничтожались в дачном камине, никогда не попадая на глаза адресату.
Дина была вне конкуренции. Рубахин долго искал женщину, равную ему по всем статьям, пока не встретил Дину. Двадцатипятилетняя красавица – дочь профессора филологии, воспитанная в лучших академических традициях, – составила с Рубахиным гармоничную пару. Обладая абсолютной грамотностью, она самоотверженно правила его рукописи до того, как они попадали в редакторский цех Лениздата, и составила мужу славу писателя безгрешного в отношении орфографии и стилистики.
Дина была умна по-мужски и совсем не обладала женским чутьем. Умея поддержать любой разговор из области философии, политики и литературы, она беспомощно опускала руки, когда муж смотрел вслед другой женщине. Она была по-мужски честна и прямолинейна, не имея даже отдаленного понятия ни о кокетстве, ни о каких других женских хитростях. Постель была для нее неприятной принудительной обязанностью, которую она заставляла себя выполнять раз в неделю, и ничто не могло убедить ее в том, что подобное занятие не является патологическим архаизмом.
Андрей же в отличие от жены любил жизнь во всех ее проявлениях, в том числе в женских ласках, особенно когда те были разнообразны и неутомимы. Его не называли бабником или донжуаном, потому что он никогда не домогался женской любви, а лишь брал то, что ему настойчиво предлагали, то есть – причитающееся по праву громкой славы.
