В холодном сыром воздухе слышалась перекличка полицейских раций.
Резко кивнув, комиссар развернулся и ушел в свой фургон. На площадке для прессы офицер диктовал журналистам телефон главного следственного управления Скотланд-Ярда.
Она подошла к нему, покачивая бедрами, глядя на него расширенными глазами, подняв руки, расстегнула застежку лифчика и, придерживая его на груди одной рукой, другой спустила бретельки со своих гладких загорелых плеч…
Она была чертовски хороша! Высокая, стройная, может, немного больше, чем следовало, худощавая, ее широкие бедра восхитительно подчеркивали мягкость ее вогнутого живота с темной раковиной пупка. Против своей воли, сознавая, что она им просто играет, Стив положил руки ей на бедра, ощущая тепло ее кожи, чувствуя возбуждающий аромат, исходящий от этой женщины.
– Кэсс, – прошептал он, – что ты делаешь?
– Я, кажется, твоя жена! Или уже нет?
– Да…
Он прижал к себе ее полуобнаженное тело, стал целовать ее. Она страстно и требовательно отвечала на его поцелуи. Он почувствовал, как руки Кэсс умело начали расстегивать пуговицы его рубашки.
Не в силах больше сдерживать себя, Стив бросил ее на кровать и накрыл своим телом. В следующее мгновение она вывернулась и легла на него сверху, продолжая целовать его губы, прикасаясь к ним своим языком. Она расстегнула у него на рубашке последнюю пуговицу, и ее руки потянулись к ремню на брюках.
Кэсс склонила голову, ее глаза затуманились, пушистые волосы коснулись его обнаженной груди.
На секунду Стив совсем забыл об их давней отчужденности. Он нащупал кружевную кромку трусиков, и его пальцы скользнули вниз, внутрь…
Внезапно Кэсс резко оттолкнула его, вырвалась из объятий и вскочила с кровати. Не глядя на мужа, она бросилась к стенному шкафу, вытащила пальто и одела его прямо поверх своего прозрачного белья. Потом достала чемодан и стала швырять в него свои вещи.
– Ради всего святого, Кэсс, что случилось? – Стив почувствовал, как в нем разгорается гнев.
Кэсс не обернулась. Она деловито укладывала платья, свитера, костюмы.
– Я ухожу от тебя! Я тебя ненавижу! Ты мне противен!
– Слушай, не будь такой дурой!
Он приподнялся на локте, наблюдая за ней. Лицо его покраснело от гнева, злость клокотала в груди.
Кэсс всунула босые ноги в замшевые туфли, одним махом сгребла с ночного столика в сумочку ключи от машины, чековую книжку, дорогую косметичку. Потом она подошла к двери и только тут повернулась к нему.
– Прощай, Стив, – произнесла она трагическим голосом, даже теперь не удержавшись от театрального тона.
– Куда, черт возьми, ты направилась?
– Куда бы ни было, тебя это не касается! – И Кэсс вышла, хлопнув дверью.
Стив лежал без движения, потом резко встал с кровати и подошел к окну. Поправил одежду и отдернул шторы. Ему было видно, как Кэсс вышла на улицу, подошла к своему маленькому золотистому «Рено», бросила в машину чемодан и сумку. Стив вспомнил, что давно собирался отогнать ее машину в ремонт, чтобы отрегулировать мотор, да так и не нашел времени.
Кэсс завела автомобиль, подала «Рено» назад, а затем резко рванула вперед. А Стив все стоял у окна и смотрел на улицу уже после того, как маленькая золотистая машина исчезла из виду.
– Она вернется, – успокаивал он себя. Самое большее, через пару недель.
Но Кэсс больше не вернулась.
– Я никому не рассказывал о том, что у нас произошло, – сказал Стив. – Просто сказал, что мы расстались. Стыдился, наверное. А вот сейчас тебе рассказал.
– Думаю, что перед смертью стыд немного значит, – спокойно произнесла Энни. И тут же услышала, как он резко пошевелился и заскрипел зубами от пронзившей его боли.
– Мы не умрем, слышишь? – произнес он. А потом, не дождавшись ответа, добавил: – Скажи же что-нибудь, Энни! Мы не умрем, я уверен, что нас откопают.
– Нас откопают… – эхом отозвалась она.
Они лежали среди могильного беспросветного покоя, лежали не двигаясь, крепко схватившись за руки. Энни боялась и ненавидела этот покой. Он заглушал все звуки, он был кажущимся, – она знала это. Может быть сейчас, в эту секунду, где-нибудь уже раздается легкое потрескивание, и скоро вся огромная тысячетонная масса обломков обрушится на их жалкое убежище.
– Ты бы хотел, чтобы она вернулась? – торопливо спросила она, стараясь заглушить свои мысли.
– Не знаю… Не думаю… Нет!
У него было собственное небольшое рекламное агентство, и после ухода Кэсс он с головой погрузился в работу, стараясь заглушить обиду многочисленными делами и обязанностями. Постепенно все нормализовалось. Изредка он встречался с Викки. Бывали и случайные встречи с похожими на нее девушками.
Но чаще не было ни Викки, никого другого, и он приходил после изнурительного рабочего дня в пустую квартиру. Бизнес и одиночество – ничего в его жизни больше не было, ничего он больше не хотел.
– Сам себе не признаешься, но обвиняешь в этом весь мир и всех женщин, не так ли? И жалеешь себя.
Слова Энни заставили Стива пристально вглядеться в темноту в безнадежной попытке увидеть свою соседку.
– Ты говоришь, словно классная дама.
«Интересно, – подумал он, – откуда у нее моральное право судить других? Впрочем, нет, она не классная дама, а просто добропорядочная мать семейства».
Следующая фраза Энни заставила его рассмеяться хрипловатым болезненным смешком.
– Тебе не кажется странным, что мы тут, заживо погребенные, лежим, держась за руки, да еще и пытаемся оскорблять друг друга?
Он снова успокаивающе сжал ее пальцы и чуть подался ближе. Неосторожное движение отозвалось в ноге острой болью.
– Все нормально. Думается мне, в такой обстановке ничто не оскорбляет. Говори что хочешь и как хочешь. А лучше расскажи что-нибудь о себе. Скажи, у вас счастливая семья?
И снова он почувствовал, как холодны ее пальцы. Они так беззащитно вздрагивали в его руке! Казалось, вся она содрогается от холода и отчаяния, острых как нож. Энни усилием воли попыталась остановить эту мучительную дрожь.
– Да… Да, мы счастливы. Я счастлива, и думаю, Мартин тоже. – Она слышала, как прерывается ее голос и поэтому старалась говорить помедленнее. Складывалось впечатление, что она проговаривает слова вначале в уме, прежде чем протолкнуть их сквозь губы.
Проходит год за годом, такие похожие один на другой. Растут дети, муж увлечен работой, изменения если и происходят, то такие незначительные. Пожалуй, слегка тускнеет их любовь, вянут яркие краски, все становится таким стабильным, устоявшимся, обыденным.
– Я самая обыкновенная домохозяйка. У меня двое детей. Мальчики. Одному восемь лет, другому три года. О Томас, Бенджи, как я вас люблю! Только бы не умереть, не повидав вас!
