— Нет, настоящая причина в другом… — Даррен набрал полную грудь воздуха. — Когда мы с Фреей обратились в Регистрационную палату, чтобы выяснить, кто входит в состав совета директоров компании «Фантазия», выяснилось — там есть некий мистер П. Хардстоун.
— Что? Это он построил Слэк-Палисэйдс?
— Боюсь, что да. Наш хозяин еще более скользкий тип, чем мы думали.
— Но это невозможно. Ты уверен?
— Абсолютно.
— Но он никогда не говорил об этом. Хотя, если задуматься, мы ведь сделали поселку неплохую рекламу. Даже я написала пару материалов, что было непросто, поскольку я там ни разу не была.
— Все правильно. Он использовал газету для рекламы. Выходит, это изначально очень запутанная история. Грязное дело о землях, являющихся культурным наследием, старых угольных шахтах и взятках — крупнее, чем дают перед финальным матчем Уимблдона.
Кейт с сомнением посмотрела на коллегу. Ей показалось, что он слишком все драматизирует: обман и мошенничество такого уровня были совсем не характерны для их городка. На ее памяти случился лишь один большой коррупционный скандал, когда человек незаконно прибрал к рукам все деньги Фонда ежегодных уличных выступлений, которые Союз пенсионеров ежегодно проводил в Блэкпуле, и скрылся. Было ли очередное выступление запланировано в поддержку или против чего-либо, так и не удалось установить. Что же касается истории с Хардстоуном, Кейт предполагала, что Даррен может слегка преувеличивать.
— А что говорит Деннис? — осторожно спросила она.
— Что это темное дело и рисковать нет смысла.
— Я его понимаю, — мягко сказала Кейт. — Мне очень неприятно об этом говорить, — добавила она, исходя уже из практических соображений, — но даже если все это правда, мы работаем на Хардстоуна. И если мы не собираемся менять место работы, нам лучше забыть об этой истории.
Даррен засунул газету в мусорную корзину, выразив таким образом свои чувства.
— И это еще не все. Он не просто затыкает нам рот, а, черт возьми, фактически уничтожает нас.
— Как это?
— Джоан сказала мне, что Хардстоун распорядился наполовину сократить типографские расходы. Теперь текст будет таким бледным, что никто вообще не сможет ничего прочитать. Похоже, всем молодым журналистам пора понять, что пришло время сваливать.
«Пришло время сваливать»? Кейт прекрасно это понимала. Вопрос только — куда. С Дарреном все ясно — он собирается стать рок-звездой и так уверен в себе, что, можно считать, находится уже на полпути к успеху. А что делать ей? Нельзя сказать, что в Слэкмаклетуэйте так уж много возможностей.
— Всегда остается «Слэк найлонс», — поддразнил ее Даррен.
— Ха-ха… — раздраженно отреагировала Кейт. Воспоминания о фабрике нижнего белья угнетали ее, и Даррен прекрасно знал об этом.
Когда-то во время каникул ей пришлось там работать. И до сих пор в кошмарных снах Кейт видела это мрачное здание и себя, вшивающую ластовицу в поддерживающие колготки.
Единственное примечательное событие в истории «Слэк найлонс» было связано с коронацией ее величества, когда в качестве подарка фабрика направила ей сотню первосортных трусов телесного цвета. Скорее всего, известная своей аккуратностью королева до сих пор их носит.
Но в «Слэк найлонс» было очень даже неплохо по сравнению с другими местами, где Кейт довелось поработать в каникулы. Например итальянское заведение «Дворец пиццы», где она подавала пиццу, приготовленную «поварами», которые никогда в жизни не видели помидоров, «гурманам», которые заходили туда сразу после паба и, принеси она им кусок старого ковра, не заметили бы разницы. А с точки зрения питательной ценности старый ковер был бы даже полезнее.
Но самые ужасные воспоминания остались у нее от фермы по разведению бройлерных цыплят. Кейт вернула белые резиновые сапоги, халат и сетку для волос и отказалась бросать скудную порцию корма несчастным обреченным птицам в то же утро, когда впервые вышла на работу. Она и сейчас начинала рыдать при одном воспоминании об этом дне. И незадолго до того, как газета перешла к Хардстоуну, Кейт, вдохновленная прежним девизом «Мы ведем борьбу в интересах местных жителей!», убедила главного редактора разрешить ей написать материал о царящей на ферме жестокости по отношению к несчастным цыплятам, сидящим в переполненных клетках. Но сегодня, в эпоху Хардстоуна, «Слэк кантри чикенз» была их основным рекламодателем. И недавно Кейт была вынуждена — правда, под угрозой не расстрела, а увольнения — написать о них лестный отзыв на пятьсот слов в разделе «В центре внимания — местные производители продуктов питания».
Учитывая все это, Кейт не сомневалась, что даже в нынешних условиях работа в «Меркьюри» — один из лучших вариантов трудоустройства в Слэкмаклетуэйте. И поэтому об уходе в никуда не могло быть и речи.
— Гм!
Кейт и Даррен резко обернулись. Редактор вышел из своего кабинета размером с аквариум для золотой рыбки и оказался в центре комнаты прямо у них за спиной.
— На пару слов, если позволите, — произнес он с присущей ему учтивостью. — В моем кабинете.
Было ясно, что новость, которую он собирается им сообщить, требует соблюдения определенных церемоний. Деннис Уэмисс любил всякого рода ритуалы. Его коньком был официоз. Кейт подумала о том, что, хотя Уэмисс был уже далеко не молод, со своими причудами, которых становилось все больше, и безнадежно зациклен на «Меркьюри», все равно в нем оставалось что-то от романтика. Особенно ей нравилось, что он требует употреблять «правильные» редакционные термины — называть материалы, написанные в день сдачи номера в набор, «горячими», вдень публикации — «с колес» и так далее. И хотя в типографии этих терминов не понимали, у Кейт создавалось ощущение — хотя и слабое — причастности к живому, волнующему миру, в котором существовали все газеты, за исключением ее собственной.
Внешность Уэмисса была такой же своеобразной, как и его речь. Острая седая бородка, фетровая шляпа с узкими полями и шелковый галстук — от всего этого веяло воспоминаниями о прошлой, более строгой и романтической, эпохе в журналистике. Поступая на работу, Кейт завороженно слушала Уэмисса, который с затуманенным взором вспоминал о тех временах, когда старшие сотрудники «Таймс» сидели в собственных, отделанных дубом кабинетах с каминами и приветливые дамы после обеда развозили на тележках чай и печенье.
Еще одной особенностью их главного редактора было то, что его фамилия на самом деле произносилась как «Уимс». Но Питер Хардстоун считал это крайне претенциозным и называл редактора исключительно «Уэмисс», аргументируя свою позицию следующим образом: «Если она так пишется, то какого черта я должен говорить по-другому! Очень странно, что ты вообще достиг чего-то в журналистике!»
