Мей Вильямс приблизилась к нам и встала рядом с Томом, глядя на меня свысока. Она, вероятно, услышала наш разговор. В черном платье с блестками, обрисовывающими линию глубокого декольте, и украшенной блестками широкой ленте на лбу, почти касавшейся бровей, она походила на героиню музыкальной комедии Миннехаха.
— Говори за себя, Дрейк. Кого это ты называешь подонками?
В тот момент меня было невозможно заставить замолчать.
— Новую породу, — отрезала я. — Тех, кто приходит и тут же начинает суетиться, кто вечно полон новых идей о том, как облегчить себе жизнь. Месяцев через шесть они исчезают, потому что им не нравится жить в общежитии, или мамочка считает их работу слишком тяжелой, или папочке не нравится, как этот грубый персонал разговаривает с его ребенком. Или от отчаяния, что им еще не сделал предложение какой-нибудь консультант. Они меня уже просто бесят! Они скорее умрут, чем вымоют несколько чашек и блюдец, ведь это «не их работа». Если вы отчитаете их за это, они пойдут в офис жаловаться. Нет, в больнице лучше обходиться без них! Вообще, зарплату стоит уменьшить, а не увеличить, и тогда здесь останутся только те люди, которые действительно хотят работать сестрами.
— О, замечательно, — протянула Мей, посмотрев снизу вверх на Тома. Впрочем, ей не пришлось особенно запрокидывать голову, потому что она принадлежит к породе высокорослых людей с живыми черными глазами, поразительно легких в общении.
— Теперь ты видишь, почему многие студенты не присоединяются к нам, — изрекла она. — Бедняги слушают людей, которые, как Дрейк, презрительно выпячивают губы и…
— Ну, хватит, — бросил ей парень. — Ты теряешь время. У девушки голова забита предрассудками. — Он положил руку на талию Мей. — Пойдем потанцуем, солнышко.
Я сидела там еще некоторое время, погрузившись в грустные размышления, пока другие непринужденно веселились; большинство собралось вокруг магнитофона, над которым уже появилась завеса из голубого дыма. Внезапно тихо открылась дверь, и вошел незнакомец, высокий брюнет с оливкового цвета кожей. Он ничем особенно не выделялся, но, когда он улыбнулся, мне внезапно захотелось ответить ему улыбкой. Его улыбка была неподражаема — она просто не оставила мне выбора. Незнакомец подошел поближе, присел на корточки рядом со мной и сказал:
— Привет, меня зовут Дез. А ты кто?
— Конечно! — Я подала ему руку. — Ты новый ассистент доктора Бернштейна. Я Лин Дрейк, из восьмой палаты. Мартин предупредил, что ты, возможно, придешь.
— Едва вырвался. — Собеседник только теперь отпустил мою руку, как будто до этого забыл про нее. — Кризис за кризисом, как они говорят. И вероятно, мне не следовало сегодня приходить. В отделении сейчас дежурит одна мисс Брукс.
Я поняла, на что он намекает. Шесть месяцев назад Эми Брукс работала с доктором Хилсденом (я тогда тоже была в его женской палате), и от нее было столько же пользы, как от куска резиновой трубы шириной в полдюйма. Я думаю, главврач направил ее в психиатрическое отделение, потому что она тряслась от страха в отделениях, занимавшихся физическими болезнями.
— Да, я понимаю твою проблему. Тогда тебе стоит прямо сейчас налить себе выпить, прежде чем они снова тебя вызовут. Вон там стоит красная миска. Но лучше, если ты найдешь скотч, он был где-то здесь. Я не могу рекомендовать тебе эту гадость под видом пунша.
Он отстраняюще поднял ладонь:
— Нет, я этого не пью. Может быть, чай или кофе?
Я рассеянно оглядела толпу. Гости болтали, танцевали джигу, смеялись, проливали напитки и не беспокоились по этому поводу. Затем я перевела взгляд на дверь в кухню за спиной Деза.
— Не думаю, что Том станет возражать, если мы приготовим чай, правда?
— Я думаю, что он, наоборот, обрадуется нашей сообразительности.
— Тогда пойдем. Мне тоже захотелось чаю.
Мы нашли заварочный чайник, а в маленьком холодильнике обнаружились остатки молока. Дез наполнил чайник и поставил его греться, а я распаковала желтые чашки, преподнесенные девушками из отделения скорой помощи в качестве подарка на новоселье. Мы сидели за столом друг против друга, пили горячий чай, и даже мысль о Мей Вильямс, которая, вероятно, сейчас пользуется ситуацией, не могла испортить мне настроения.
Дез сказал:
— Кажется, все медсестры постоянно пьют чай.
— И доктора тоже, — ответила я. — А почему бы и нет? Это ведь безвредная привычка?
— Нет такой привычки, которая была бы совершенно безвредна. Тебе никогда не приходило в голову выяснить, как ты будешь чувствовать себя без чая. Поэтому ты не знаешь, почувствовала бы ты симптомы «ломки» или нет.
— Ну, пожалуй… Но я никогда не слышала…
— Однажды у меня была пациентка, которая выпивала дома сотню или даже больше чашек чаю в день. И очень крепкого. В больнице ей давали всего три чашки, и очень слабого. — Он улыбнулся. — Ее состояние становилось просто угрожающим. И мы не могли диагностировать симптомы до тех пор, пока она сама все не объяснила.
— И какими же они были?
Парень снова сверкнул белыми зубами:
— Ты пришла на вечеринку, чтобы говорить о делах?
— Почему бы и нет, если эти дела интересуют меня?
— Многие сестры не хотят и слышать о таких вещах за стенами больницы.
— Чепуха! — воскликнула я. — Наоборот, нас понуждают ограничивать свое любопытство. Есть даже правило, запрещающее говорить о делах в столовой. Но мы его не выполняем, иначе все наши разговоры исчерпывались бы насмешками над персоналом… Итак, эта зависимость от чая. Пациентка очень волновалась?
— Она была раздражена и подавлена. Ее сердце выписывало кренделя, и она вела себя не слишком адекватно.
— Именно так себя чувствую сейчас я. Не слишком адекватно. Но не из-за отсутствия чая, скорее это последствия отвратительного пунша. Представить себе не могу, что они в него набросали… Ну как, тебе нравится работать в «Мей»?
Собеседник пожал плечами:
— Я здесь только неделю, но сейчас я почти счастлив.
— А как ты ладишь с сестрой Хуппер? — Я знала, что это такое же тяжкое испытание, как найти общий язык с сестрой Каттер.
— Она очень грозная леди! Но мне повезло: она когда-то работала в моей старой больнице в Лондоне. У нас нашлись общие друзья, поэтому она добра ко мне. Она старается быть доброй, — поправил себя мой собеседник. — И придерживает тяжелую артиллерию для мисс Брукс… Бедная мисс Брукс, — добавил он задумчиво. У нее всегда душа в пятки прыгает при сестре Хуппер.
— Ты хочешь сказать, душа в пятки уходит? — уточнила я.
— Да. А ты? Или тебе еще не приходилось работать с сестрой Хуппер?
