Жоакин принялся искать трость. Над ним насмехаются в его собственном доме, обидчика надо наказать. Борелли побоялся, что, если удар придется ему по голове, это может привести к роковым последствиям. Пошел к двери, волоча за собой Жоакина. С порога обернулся:
– Благодаря моему таланту о вас не забудут. Благодарите небо за то, что я вас не изображу безобразней, чем вы есть на самом деле.
Срочно послали за Полидоро, и тот выслушал всю ахинею, которую нес его отец. Тот и слышать не хотел о том, чтобы превратиться в бронзовый бюст: на него будут гадить эти чертовы голуби, которые заляпали все скамейки на городской площади.
– Что такого я сделал, чтобы мне так мстить? – Изнемогая от переживаний, старик откинулся на спинку кресла. – Да еще этот дерьмовый скульпторишка собирается изобразить меня хуже, чем я есть на самом деле. Почему же не сотворили мой образ, когда я был помоложе, скажем, когда мне исполнилось двадцать лет?
И сделал вид, что рыдает, закрыв лицо руками. Полидоро опустился на колени рядом с креслом. Отец поднял голову. Не боясь внимательного взгляда сына, вздохнул.
– Ах, Полидоро, ты не знаешь, что такое старость. Стыдишься собственного тела и всех его членов. Стоит кому-то на меня посмотреть, у меня все начинает болеть.
Полидоро чувствовал себя беспомощным. Не знал, как утешить старика: по характеру он был тверд как скала и не мог проявить к кому бы то ни было внезапно нахлынувшие теплые чувства, да и сам отец приучил его сдерживаться.
Неловко погладил того по плечу:
– Так ведь я, отец, тоже начал стареть.
Жоакин посмотрел на сына и не нашел никакого утешения для себя в жестких чертах лица. Полидоро искренне хотел приободрить отца своим собственным примером, но не выдержал его сурового взгляда.
– Торжество состоится скоро, отец. Но, если хочешь, я пошлю к тебе Пентекостеса и Виржилио с этим самым бюстом и установим его в твоем саду, – нервно сказал он, вставая.
Жоакин поднялся с кресла без помощи сына. Он как будто не видел его. Твердым шагом прошел к двери, которая вела в глубь дома. С порога широко повел тростью, как бы обводя всю гостиную.
– Знаешь, что я тебе скажу? Сунь этот бюст себе в задницу. – И исчез в коридоре, закрыв дверь, чтобы сын не видел, как медленно он идет.
Когда они прошли пол-улицы, Эрнесто спросил:
– Так что мне делать с сеу Жоакином? Полидоро пожал плечами. Во всех отношениях жизнь отца висела на волоске, и в памяти его жили только воспоминания о былых невзгодах. Смотрясь голый в зеркало в ванной, Жоакин видел, в каком жалком состоянии его детородный член.
– Что ж, выполни его просьбу.
И Полидоро продолжал свой путь к гостинице. Эрнесто был явно огорчен.
– Ты что же, забыл, каким верным твоим мушкетером я был и избавлял тебя от всяческих опасностей?
Полидоро постарался вспомнить о мужском инстинкте, который гнал их по городу в поисках приключений и сговорчивых девиц.
– Теперь я всего-навсего фазендейро, живу за счет коровьего молока и навоза, – пробормотал он, ускоряя шаг и не желая слушать друга, но в то же время он не хотел нарушить и странное очарование, которое вызывали в нем воспоминания о мушкетерах, готовых рискнуть жизнью за свою королеву.
– К тому же где эта самая королева? Эрнесто воодушевился:
– В один прекрасный день королева вернется. Не теряй надежды.
При воспоминании об украшенной гребнями и заколками женской головке Полидоро вздрогнул. Лицо его замкнулось: Эрнесто не имел никакого права вторгаться в его мечты.
– Что с тобой? – спросил Эрнесто, видя неприветливое лицо друга.
– Ты не почувствовал, что сегодня утром ветер нес дурные предзнаменования?
Полидоро выразился деликатно, стараясь вернуть Эрнесто в сегодняшний вечер, но аптекарь был склонен ко всему таинственному.
– Или только для меня ветер ржал, как дикий жеребенок?
Это признание приободрило Эрнесто. В ответ он тоже захотел поделиться с Полидоро подобным секретом:
– А Вивина нынче ночью разбудила меня и предупредила, что в Триндаде что-то произойдет. И, чтобы вызвать во мне беспокойство, закрыла глаза и замолчала, как я ни упрашивал ее объяснить, в чем дело. Только утром, после кофе, решила со мной поделиться. И знаешь, что она мне сказала?
– Замолчи, Бога ради! – споткнувшись, крикнул Полидоро.
Но Эрнесто, побуждаемый семейными воспоминаниями, продолжал:
– С тех пор как мы поженились, Вивину одолевают видения. Поэтому, когда она сказала, что ей привиделась женщина с крыльями за плечами, у которой изо рта, как из рога изобилия, сыпались золотые монеты, я содрогнулся. Побежал посмотреть на календарь. Но дети отрывали листы загодя, и там значилось, что сегодня уже пятница.
Полидоро не мог уловить смысла видения Вивины, который как-то ускользал от него. В тревоге он схватил Эрнесто за руку.
– Почему ты столько лет не рассказывал мне о видениях Вивины?
– Да ты бы им все равно не поверил. Разве допустил бы ты, что у женщин более чуткая душа, чем у нас? А ведь на заре цивилизации они были жрицами и весьма почитались. Возможно, поэтому они и сегодня не делают различия между делами повседневными и священными. И то и другое смешивается для них на кухне, в столовой и в постели. Женские боги участвуют во всех будничных делах, например в заправке фасоли.
Видение Вивины заставило Полидоро еще больше заспешить в гостиницу. Эрнесто явно собирался последовать за ним.
Полидоро этого желания не поддержал. Ему требовалось заглянуть в свою душу без свидетелей, и он ускорил шаги, не обращая внимания на разочарование Эрнесто.
Гостиница «Палас» находилась в десяти минутах ходьбы от аптеки «Здоровый дух», и если в баре случалась пьяная драка, Эрнесто приходил оказывать помощь пострадавшим.
– Когда нет ни священника, ни врача, аптекарь – целитель души человеческой, – говорил он. – В обмен на уколы, которые мы делаем, пациенты изливают перед нами желчь и рассказывают о своих трагедиях.
Здание гостиницы, выходившее фасадом на площадь, выделялось среди других домов квартала своей монументальностью. Архитектура во французском стиле начала века была избрана архитектором из Сан-Паулу, приехавшим в Триндаде в начале двадцатых годов. Беспокойный по характеру, этот человек сразу же дал понять, что хочет остаться в этом городе навсегда. Преодолев сопротивление некоторых видных граждан, он за несколько недель создал принципиальный проект гостиницы.
Жоакин первым обратил внимание сына, тогда еще мальчика, на опасности, которыми грозил приезд архитектора из Сан-Паулу.
– Он из тех, кого гоняет по Бразилии жажда разбоя. Этим своим прогрессом, ни во что не ставящим прошлое, он хочет разорить нас до нитки.
