– Розы. Белые. Ты был прав.
Отвечает серьезно она и замолкает, обхватывая пальцами картонный стаканчик с капучино. Греется. Я же не спрашиваю, почему ее молодой человек не знает таких банальных вещей, и молча еду по названному адресу.
Останавливаюсь около частного дома с невысокими коваными воротами, двигатель не глушу, но выхожу попрощаться.
– До завтра, Кира. Спокойной ночи.
Держу безопасную дистанцию. Не наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в щеку, как это принято у друзей, ведь никакие мы с ней не друзья. Бывшие, которых столкнул его величество Случай.
Утопаю в омутах, превратившихся при этом освещении в серо-стальные. Получаю нейтральное «спасибо, что подвез». И долго смотрю в ровную спину, пока Ильина, наконец, не находит ключ, не отпирает замок и не скрывается за дверью.
Прочесав волосы пятерней, я возвращаюсь в нагретый салон и опускаю стекло, позволяя прохладе просочиться внутрь. Выруливаю обратно на трассу, встраиваясь в гудящий поток, и набираю маме.
– Привет, мамуль. Я освободился, еду. Ждете?
– Конечно, сынок. Я пирогов с творогом напекла. Голодный, наверное?
– Успел перекусить по пути, но пироги твои буду.
– Хорошо. Пока, родной.
Едва успеваю договорить с мамой, как на телефон поступает другой вызов. Мне кажется, что мобильник сейчас даже звенит иначе, чем обычно. Громче, требовательней. Как будто предупреждает о настроении звонящего.
– Алло. Здравствуй, Даш.
– Привет, любимый. Мы приземлились. Ты меня не встретишь?
– Мы это обсуждали вчера. Возьми, пожалуйста, такси. Мне надо забрать Маришку.
Выдыхаю устало и, теряя концентрацию, едва не вылетаю в отбойник. Ругаюсь сквозь зубы, сильнее вцепляюсь в руль и спешу попрощаться с щебечущей что-то Дарьей.
– Все. Дома увидимся. Неудобно говорить.
Глава 6
Никита
Элитная многоэтажка в центре зеленого островка. Квартира с высокими потолками и французскими окнами в пол, через которые проникает очень много света. Четыре спальни, две террасы – большая и маленькая, самый настоящий камин.
Здесь есть практически все, о чем можно мечтать. Но нет самого главного – счастья. Оказывается, есть вещи, которые нельзя купить за деньги.
Здоровье, например. Искрящийся звонкий смех твоего сына. Его первые шаги. Первое падение. Первое «папа».
Гулко выдохнув, я отсекаю лишние мысли и поднимаюсь на девятый этаж. Открываю дверь свои ключом и сбрасываю ботинки, слыша восторженное «ура».
Наклоняюсь немного и широко распахиваю руки, чтобы поймать верткий ураган по имени «Маришка».
– Привет, принцесса.
Утыкаюсь носом в волнистые пряди, пахнущие медом и шалфеем. Вожу ладонями по узкой хрупкой спине и только сейчас чувствую, как напряжение начинает постепенно исчезать. Расслабляются закаменевшие мышцы, стабилизируется частивший еще недавно пульс, становится светлее на душе.
– Привет. Ты долго. Я скучала! – заявляет немного обиженно Риша и напоказ дует розовые пухлые губы.
Такая маленькая, а уже пользуется приемами из типично женского арсенала.
– Я тоже скучал, солнышко.
Отражаю искренне и подхватываю племянницу на руки. Потакаю ее капризам, ведь нам всем прилично досталось. Как-то в один момент все навалилось.
Две недели назад обнаружились кражи со счета в фирме. Неделю назад в больницу с инсультом слег папа. Три дня назад Кате, моей сестре, вырезали аппендицит и оставили ее в стационаре. Именно поэтому Маришка сейчас живет со мной – потому что обожает своего непутевого дядю и потому что ее отец, с которым Катерина в разводе, сейчас добывает нефть на Ямале и вряд ли появится в Москве раньше, чем через три месяца.
– Чем с бабушкой занимались?
– Пекли пироги.
– Ты опять рассыпала муку и съела половину начинки?
– Ну, дя-я-ядь Никит!
В ответ на шутку малышка стучит кулаком мне в плечо, а я невесомо целую ее в макушку. Мы все, как никогда, нуждаемся в заботе и ласке.
Зайдя в кухню, опускаю Маришку на пол и двигаюсь к суетящейся рядом с плитой маме. Сгребаю ее в охапку, обнимаю долго и крепко. Приглаживаю ее растрепавшиеся волосы, стираю со щеки мучную пыль и замечаю пробившуюся седину на висках.
За грудиной щемит.
За неделю, которую папа находится в больнице, мама осунулась и похудела. Истерся веселый блеск глаз, а улыбка на ее лице стала редким гостем.
– Не кисни, мамуль. Он справится, он сильный. Я сегодня разговаривал с врачом. Прогнозы хорошие, рецидив маловероятен. Самое главное, мы вовремя обратились.
– Хорошо. Все, давай, мой руки, сын. Ужинать будем.
Непривычно ранимая, мама отворачивается, но я все равно вижу, как она промакивает выступившие слезы краешком полотенца. Делает несколько глубоких вдохов и выдохов и принимается хлопотать.
Расставляет тарелки, наполняет пиалу сметаной, наливает в пузатые кружки зеленый чай.
И я, хоть и недавно перекусывал с Кирой, начинаю давиться слюной. Все-таки нет ничего лучше домашней еды.
– Мамулик, это волшебно!
– Очень вкусно, ба.
Вторит мне Маришка, а я наблюдаю за тем, как морщинки вокруг маминых глаз немного разглаживаются. Уголки рта робко ползут вверх. Семейное тепло лечит. Не дает сдаться, опустить руки и погрязнуть в бесконечных истериках.
Когда тебя поддерживает близкий человек, можно свернуть горы.
Умяв четыре пирожка и допив чай, я помогаю маме сгрузить посуду в посудомойку, напоследок ее обнимаю и обещаю прежде, чем вывалиться за дверь.
– Завтра с Маришкой захватим тебя в одиннадцать и помчим в больницу.
– А, может, останетесь сегодня с ночевкой?
– Не могу. Дарья вернулась.
При упоминании имени невестки мама сжимает губы в тонкую линию, но никак новость не комментирует. Прижимается щекой к моей груди и мягко просит.
– Езжай осторожно, сынок.
– Не волнуйся.
Памятуя о том, что у мамы и без меня достаточно поводов для беспокойства, я осторожно маневрирую в прилично поредевшем потоке машин и ни разу не превышаю скорости. Притормаживаю перед пешеходными переходами, не гоню на желтый сигнал светофора и вообще чувствую себя образцово-показательным отцом, у которого на пассажирском сидении сзади в детском кресле спит ребенок.
Мариша, действительно, сладко посапывает, положив ладошку под щеку и, против обыкновения, не рассматривает проносящиеся мимо здания торговых центров, театров, высоток.
Засидевшись у мамы допоздна, домой по полупустой трассе я добираюсь гораздо быстрее, чем в час-пик. Оставляю Ауди на подземной парковке и бережно вытаскиваю племяшку из салона, стараясь ее не разбудить.
Ступаю осторожно, дышу едва слышно, издаю как можно меньше звуков. Поднявшись на лифте, максимально тихо проскальзываю в коридор и не включаю большую люстру, ограничиваясь настенным светильником.
– Милый, я дома! Привет!
Услышав скрежет ключа в замке, Дарья выскакивает меня встречать и создает столько шума, что хочется заткнуть уши и укоризненно покачать головой.
– Говори тише. Привет.
Строгим шепотом осекаю Дарью и подбородком указываю на Маришу, которая ворочается у меня на руках, но не просыпается.
Вот и хорошо.
Обмениваюсь красноречивыми взглядами с супругой и, разувшись, направляюсь в спальню. Укладываю племяшку в кровать, укрываю теплым одеялом и только тогда она распахивает веки и хлопает длинными пушистыми ресницами.
Озирается по сторонам. Зевает. И крепко вцепляется в мою ладонь.
– Дядь Никит, ты же поспишь со мной сегодня?
– Конечно, солнышко. Искупаюсь, переоденусь и вернусь к тебе, хорошо?
Риша, как некоторые ее ровесники, немного боится темноты и находится вне зоны комфорта без мамы. Поэтому я так сильно стараюсь окружить ее уютом и теплом – не хочу спровоцировать дополнительные страхи.
Чмокнув малышку в лоб, я зажигаю настольную лампу, стилизованную под старину. Даю слово рассказать крохе сказку о персидском царе Шахрияре и его очаровательной жене Шахерезаде, после чего удаляюсь, плотно притворяя за собой дверь.