удушье.
— Он живой? — спросила я, чувствуя, как кожа дубеет от ужаса.
— Пока да.
Клим отвечал на мои вопросы и сам прислушивался к своим ответам. Боже, он осознает вообще, что творит?!
— Ты попросил у его отца выкуп?
Я не понимала, чего добиваюсь. Может, мне хотелось, чтобы Клим оказался обычным жадным до денег ублюдком? Это было бы так понятно. Это можно было бы разложить по полочкам. И спастись.
Но спасения от Клима не было. Я не могла ухватить его суть, но, когда редкие проблески понимания вспыхивали где-то внутри меня, я содрогалась от ужаса.
Это как оказаться в ночном кошмаре и не проснуться. Остаться там навсегда.
— Мне не нужны деньги.
Клим неподвижно сидел напротив меня, и мой сон оживал.
Чувствуя, как мурашки крадутся по оголенной коже, я резко подняла глаза.
— Что тебе от него нужно?
— Чтобы его отец страдал.
Выговаривая эти слова, Клим смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Я не могла избавиться от странного ощущения, что он отчаянно хочет, чтобы я поняла его… И приняла…
— Что тебе нужно от меня?
Каждое мое слово было ломким, как яичная скорлупа. Я сама себе казалась стеклянным крошевом.
— Ты похожа на девушку, которую я любил.
Клим казался таким хрупким в этот момент, что я запросто могла бы сломать его.
Я медлила.
— Что с ней стало?
— Ее нет.
Я помню свои ощущения, когда впервые увидела океан. Это страх. Мозгу сложно было принять и осознать эту бесконечность. Это как космос, только ты можешь коснуться необъятной материи и стать ее частью…
Очень долго я боялась ступить в воды океана, чем в очередной раз раздражала свою мать. Я наблюдала за ним издалека. Океан казался мне живым. И страх, медленно проникающий в душу, оживал вместе с волнами, бьющимися о мои сведенные судорогой ноги.
Мне было восемь лет.
Ровно через десять лет я встретила Клима. Мне понадобилось десятилетие, чтобы распаковать тот свой страх. Страх бесконечности. Страх обреченности. Страх перед тем, чего я никогда не пойму и не осознаю в полной мере.
Мужчина, сидящий передо мной, познал эту вечность. Любимая женщина навсегда покинула его. Ее нет. И никогда не будет.
Я разрывалась между острым желанием прижаться к мужским плотно сжатым губам с привкусом горечи и стремлением плотно зажмурить глаза и трусливо сделать вид, что я ничего не слышала.
Я не осмелилась на первое, но и на второе у меня не хватило духу.
Я должна была знать.
— Как это случилось? — ровно спросила я.
Пальцами я перебирала нагревшийся шелк платья, складками собравшийся на бедрах. Это успокаивало.
— Авария, — усмехнулся Клим, словно только что произнес самую забавную шутку, которую когда-либо слышал.
Я бы не удивилась, если бы ОН убил свою девушку. В порыве ярости, ревности, больного припадка…
Но то, что я услышала, заставило меня сжаться. Клим оказался пленником несчастного случая. У судьбы своеобразное чувство юмора.
— Ты успел с ней попрощаться?
Отчего-то мне важно было это знать.
Клим не ожидал подобного вопроса. Он резко поднял на меня глаза.
— Нет, — почти грубо ответил он, сжимая руками край стола.
Столько уязвимости было в его агрессии, что мне пришлось закрыть глаза.
Только моя ненависть не позволила мне содрогнуться. Я медленно открыла глаза. Убогая пыльная комната была залита прощальным вечерним светом.
— И ты будешь мстить за это мне?
Мои пальцы с гладкой ткани платья скользнули к коже. Она казалась шершавой и ненастоящей.
— Ты сделаешь то, что не успела она.
Клим казался спокойным. Только в его глазах полыхал непотухающий огонь.
— Что?
Мой вопрос остался без ответа. Клим резко встал из-за стола. Скупясь на лишние движения, он убрал со стола посуду. Я внимательно следила за крупными руками с прорисованными выпуклыми венами.
Чего молодая девушка могла не успеть сделать в своей жизни? Что было так важно для нее и для Клима?
Я медленно прикрыла веки. Мне было нетрудно представить, что вдруг не стало меня. Гораздо сложнее было вообразить любимого мужчину, оставшегося по эту сторону. Каково это умирать, зная, что родной тебе человек обречен на неутихающую боль?
Я упустила момент, когда Клим подошел ко мне сзади.
— Мне рассказали, что она умирала очень долго. Мозг и сердце боролись до последнего.
Вкрадчивый шепот проникал внутрь, заполняя отравляющим едким дымом. Я начала задыхаться. Панический иррациональный страх захлестнул с головой. Мне казалось, я разучилась дышать.
Тяжесть горячей руки придавила меня к стулу. Я чувствовала скольжение чужой кожи на своей. Учащенный стук сердца — моего или Клима? — отдавался гулким эхом в спине.
Клим наклонился совсем низко. Стул, на котором я сидела, жалобно скрипнул. Почувствовав губы на своих шейных позвонках, я вздрогнула.
— Когда я увидел тебя в кафе, подумал, что сошел с ума. Ты очень на нее похожа, — тихие слова сопровождались тягучими медленными поцелуями. — Те же короткие волосы, те же огромные широко распахнутые глаза, то же тонкое хрупкое тело…
Сильные руки крепко обхватили мои плечи, не позволяя убежать. Закрыв глаза, я безвольно принимала неторопливые ласки. Я не чувствовала ничего.
Клим целовал свою девушку, и вся его нежность была предназначена ей. Он ласкал губами мои шею и плечи. Обжигал тяжелым дыханием обостренную кожу. И представлял ее.
Наверное, они часто и подолгу любили друг друга. Что-то подсказывало мне, что в постели Клим был неутомимым и изобретательным любовником. И той девушке это нравилось. Но мне чужие касания были противны.
Клим потянул меня наверх, вынуждая подняться со стула. Обойдя его, он встал передо мной. Темные глаза горели, грудь тяжело вздымалась под футболкой. Клим жадно рассматривал меня всю — с горящей от поцелуев кожей, со сползшим с груди помятым платьем, с нервно сжатыми в кулаки пальцами.
— Я — не она.
Внутри меня поднималась волна протеста. Чувствуя, как каменеет мое тело, я выпрямилась в идеально ровную струну. Я не хотела насильно проживать чужую жизнь. Я не хотела, чтобы мой первый мужчина любил меня так, как привык любить другую… Я — это я!
— Я знаю, — взгляд Клима остановился на моем лице. Я увидела ненавистную холодную усмешку. — Она мертва.
Первые минуты пробуждения всегда были для меня самыми ненавистными. Эти мгновения я осознавала себя
