— У меня нет менеджера. — Это была ложь.
— С этим я могу тебе помочь.
Какая-то небольшая часть меня всегда была рада услышать, как кто-то ценит то, что я делаю, но была еще большая часть, напуганная до смерти тем, что этот парень подошел ко мне. Мое сердце колотилось в груди от мысли, что предлагает О'Ди. Вернуть меня туда снова. Пройдет всего несколько секунд, и все мои секреты будут раскрыты. Ладони покрылись потом, и я почувствовала холод и дрожь. Я потянулась за своими вещами.
— Спасибо, но нет.
— И это все? — выдавил О'Ди, и я подняла глаза, чтобы увидеть, как он смотрит на меня.
— У меня больше ничего нет, только песни, которые ты уже слышал от меня.
— Я тебе не верю.
Гнев смешался со страхом, от чего мои щеки покраснели.
— Мне все равно, во что ты веришь.
Я выскользнула из кабины, но О'Ди схватил меня за локоть. Мои глаза предупреждающе сверкнули, мужчина не отпускал.
— Почему особа решает остаться на улице, а не принимает предложение изменить свою жизнь? В этом же нет смысла.
Я грустно засмеялась над его наивностью.
— Ты думаешь, слава и удача — это все, что нужно? Это еще более пустое существование, чем мое.
— И откуда тебе это известно?
— Отпусти мою руку.
— Откуда тебе это известно?
— Ты только посмотри на жизнь известных людей. Кто из них тебе кажется по-настоящему счастливым?
— Я совершенно случайно знаю нескольких по-настоящему счастливых людей.
— Тогда они, вероятно, занимаются самолечением.
— Ты ужасно цинична для молодой девушки.
Я подняла бровь.
— Ты думаешь, я слишком молода? Если ты ищешь подростка, который ворвется на сцену в короткой юбке и с наращенными заостренными ноготками, то ты взял ложный след.
— Если ты так думаешь, значит, ты не слушала. Сколько тебе лет?
— К чему так много вопросов?
— Это был один вопрос. Я даже не спросил твоего имени. Почему увиливаешь?
— Потому что ты странный незнакомец, который покупает мне ужин, и которому что-то от меня нужно. Возможно, это не то, чего хочет большинство мужчин, но я все равно не хочу давать этого. Ты можешь называть это как угодно, но мы оба знаем, что тебе плевать на меня. Ты хочешь просто зарабатывать деньги, а я не хочу зарабатывать их для тебя. Все еще собираешься заплатить за ужин?
О'Ди неохотно отпустил мою руку.
— Да.
Облегчение наполнило меня, но я не подала виду. Я притворилась, что вовсе не дрожу и вышла из-за стола, закинув рюкзак на плечи.
— Ты права, — сказал О'Ди.
Я потянулась к чехлу для гитары, но остановилась в ожидании продолжения.
— Возможно, мне плевать, сколько тебе лет или как тебя зовут. Мне плевать, что ты бездомная. Все, что меня волнует, это твой голос, песни, которые ты пишешь, и будут ли продаваться твои записи.
О'Ди встал, вытащил пачку денег из своего бумажника и бросил на стол. Сумма покрыла намного больше, чем мы съели. Темные глаза мужчины были полны разочарования и раздражения.
— Когда ты будешь готова вытащить свою немытую голову из задницы, позвони мне.
Возмущенная гордость охватила меня.
— Ты снисходительная заноза в зад… Я утром вымыла волосы.
О'Ди обошел вокруг стола и остановился, уставившись на мою голову, от чего я поежилась. Когда он, наконец, встретился с моим взглядом, твердость его не смягчилась, поскольку столкнулась с моей яростью.
— Где-то в общественном душе. Дай угадаю… Плавательный центр?
Стыд окрасил мои щеки, и в этот момент я возненавидела его, за то, что он издевался надо мной.
— Что за человек стыдит бездомного?
— Я пытаюсь пристыдить того, кому выпадает возможность перестать быть бездомным, в отличие от тысяч других бедных душ в этой стране, у которых нет выбора, кроме как спать на улицах. Ты думаешь, я издеваюсь над тобой. Ты издеваешься над ними каждый день.
Я вздрогнула.
— Дурь несусветная.
— Нет? У них нет выбора. У тебя есть.
— Нет.
— Я только что предложил тебе один. — О'Ди схватил меня за руку и всунул в нее свою визитку. — Делай с этим что хочешь.
А потом он ушел, оставив меня в ресторане в холодном поту. Мои ноги были похожи на желе, а голова кружилась от легкости. Я отказалась объяснять свое состояние его резкими словами, вернулась в кабинку и плюхнулась на стул. Это просто еда и волнение, ничего более.
Тем не менее, я дрожащими пальцами потянулась за деньгами, которые О'Ди бросил на стол.
— Принести счет?
Голос застал меня врасплох, и я в панике сжала руку вокруг денег. Я кивнула официанту, спрятав руки под стол, чтобы убрать наличные из поля зрения. Когда принесли счет, я посчитала, что мы должны, прибавила хорошие чаевые и почувствовала злые слезы, когда поняла, сколько осталось.
Ублюдок дал мне двести фунтов. Небольшое пожертвование для некоторых, но для меня означало, что в течение нескольких недель мне не придется беспокоиться о заработке.
Я возненавидела О'Ди еще больше за его благотворительность. Зачем давать мне деньги, если он так плохо думал обо мне?
Как ни старайся, я не могла выбросить его голос из головы, когда садилась в автобус из центра города. И тем вечером, когда находилась в своей палатке, я спрятала деньги в скрытое отделение в футляре, а затем достала блокнот, к которому не прикасалась с момента прибытия в Шотландию.
Когда все пошло к чертям, я сбежала. Я оставила все позади и более года путешествовала по Европе. Все это время я писала новую музыку. Музыку, которая была не похожа на то, что выпускала наша группа. Речь шла не о поиске нового звука или нового хита. Я больше не хотела этой жизни. Просто музыка всегда была тем способом, которым я выражала себя, и надеялась, что песни, которые я пишу, каким-то образом принесут мне покой.
Но они не принесли.
Тогда я поняла, что, если уж музыка не может мне помочь, ничто не поможет.
Поэтому я перестала сочинять, когда добралась до Шотландии. Я потратила последние деньги на дешевый рейс из Парижа в Глазго. И пять месяцев пела, но не писала.
Моя туристическая виза должна скоро закончиться. Сейчас у меня были деньги от О'Ди, но скоро и их не станет. Денег, чтобы добраться домой, нет. Честно говоря, я и не хотела домой.
Взглянув в блокнот — на текст слишком откровенной моей песни для исполнения на улице — я почувствовала позыв, которого не ощущала месяцами. Я провела время в Шотландии, пытаясь забыть, вытеснить все плохое, притвориться, что я другая. Однако… Я хотела закончить то, что начала.
Нащупав ручку, я начала отчаянно вносить изменения в текст. Я остановилась, когда песня была наполовину закончена, желая услышать, как она звучит.
Я открыла футляр, достала гитару. И запела:
Нет, я тогда не поняла
Что твоя душа была частью моей,
И когда ты исчез,
Моя рассыпалась в пы…
Мой голос сорвался к концу последней строки первого куплета. Я легла, свернувшись калачиком вокруг гитары, блокнот с моей песней упал рядом. И впервые за несколько месяцев я заснула со слезами на щеках.
ГЛАВА 5
В течение лета в городе был отчетливый запах: гомогенизированный аромат, который трудно описать, пока не разберешь на отдельные части. Одна из этих частей — запах горячего асфальта. Лето здесь не шло ни в какое сравнение с тем, что было дома, в США. Но в те неуловимые теплые дни многие здания, люди и транспорт, накапливали тепло до тех пор, пока тротуар не становился настолько теплым на ощупь, что начинал испускать этот самый отчетливый запах горячего асфальта.
Теперь, когда температура упала, я с удивлением обнаружила, что повсюду стоит запах мокрого бетона, хотя дождя не было уже несколько дней. Осенью Шотландия была сырой несмотря на то, что серые облака над головой не проливали ни капли.
Это был влажный холод, который проникал в кости.
В следующую субботу Киллиан О'Ди не появился, чтобы услышать, как я пою. Хотела бы я сказать, что это совсем не волновало, просто понимала, что к деньгам, которые он дал мне, должна быть привязана веревка. Я была в отчаянии и взяла их, но это не делало меня наивной. Вовсе не искренняя доброта заставила его оставить деньги. Так что я была на грани. В ожидании. Я хотела вернуться к тому состоянию, когда была невидимой. Тем не менее, мои глаза искали его из-под полей моей шляпы. И к тому моменту, когда я собирала вещи, у меня появилось неприятное беспокойное ощущение зуда в пальцах рук и ног.
