но чувствую, как холодеет мое лицо и немеют губы из-за отхлынувшей крови. — Я оформлю опеку на себя как совершеннолетняя близкая родственница.
— Да кто ж ее тебе отдаст, дурында? — в трубке раздается издевательский смешок — У тебя ни кола, ни двора нет своего! А там у них для опеки все по-серьезному требуют — и жилье нормальное, и доход соответствующий. На папашину квартиру даже не надейся!
Между нами повисает неприятное молчание. То есть неприятное оно для меня, а для Альбины — полное надежд и жажды поживиться деньгами. Потому что это — прямой и откровенный шантаж.
— Ну так что? — торопит она. — Бабла дашь? Мне надо косарей тридцать для начала.
Ого! Для начала… Ну и аппетиты у тётеньки.
— Мне надо подумать, — хмыкаю я, не желая вступать в необдуманную дискуссию.
Хватит уже импульсивных поступков, наломала дров за последний месяц.
— Думай до вечера! Я сама звякну. Либо только тебе… либо сначала тебе, а потом в службу опеки. Решение за тобой, деточка!
И мачеха бросает трубку.
Стою посреди комнаты столбом в легком шоке от ее агрессивного наскока. И на душе противно так, что прям физически тошнит. Конечно, и речи быть не может о том, чтобы за молчание платить деньги алчной папашиной женушке. Но… что-то предпринять точно нужно.
Потому что со службой опеки шутки плохи.
До самого вечера я брожу по особняку в состоянии глубокой задумчивости. Детьми занимаюсь практически на автомате. Никаких иных вариантов, кроме одного- единственного, у меня нет. В законах и вообще во всяких юридических делах я мало что понимаю, а если сесть и начать в этом разбираться прямо сейчас, то на это уйдет масса времени.
Так что… надо обращаться за помощью к Царевичеву. Он бизнесмен и должен чувствовать себя в этой теме, как акула в воде. Только он сможет уладить всё так, чтобы Настюша осталась под моей опекой официально и больше никогда не была поводом для шантажа. Если он скажет, что это реально, то я раньше Альбины рвану оформлять для папаши лишение родительских прав! Хотя бы просто ради того, чтобы закрыть эту тему раз и навсегда.
— Ты чего такая нервная? — спрашивает домработница Люся и косится на меня своим всё ещё пятнистым от недавнего фингала глазом.
— Да мне с Артемом Александровичем надо поговорить срочно, — рассеянно отвечаю я. — Дело очень важное.
— Да ты не переживай, Катерина, — она поглаживает меня по руке. — Он все твои проблемы махом решит. Ты ж для него как свет в оконце, это всем видно. Ну-ну, не смущайся… Иди лучше, отдохни, набегалась-то с детьми на прогулке! А я Артёму Александровичу сразу скажу, как он вернётся, что у тебя к нему срочный разговор.
— Спасибо, — благодарно киваю я и поднимаюсь наверх, чтобы ополоснуться в ванной по-быстрому. После прогулки и догонялок с Костей и Настюшкой на свежем воздухе вся одежда пропиталась потом, так и липнет к телу.
Теплый душ хорошо смывает тревожные мысли и успокаивает. Даже слишком. Приятные потоки воды щекочут мою мокрую кожу и струятся по всем изгибам тела, воскресая в памяти жаркие ласки. и последовавшее за ними безумие блаженства… Вместо обрюзгшей физиономии мачехи перед моим внутренним взором появляется другое лицо — мужественное, красивое, волевое… Медовые глаза смотрят на меня так пламенно и нежно, что влюбленное сердце тает в груди, как карамелька на солнцепёке. Я невольно улыбаюсь этой своей фантазии.
А потом слышу громкие шаги в глубине особняка. Размеренные, уверенные, четкие.
Типичные шаги моего босса.
Он вернулся!
Обрадовавшись и заторопившись, я впопыхах смываю с себя ароматную мыльную пену и вылезаю из душа. Нашариваю банное полотенце одной рукой, обертываюсь им, а на голову наматываю полотенце поменьше, чтобы мокрые волосы не лезли на глаза.
Надо успеть переодеться и поговорить с Царевичевым, пока мачеха не позвонила снова!
С этой мыслью я сразу бегу в сторону гардероба, который стоит возле входа в гостевую спальню. Но добраться до него не успеваю. Дверь без предупреждения распахивается, ощутимо мазнув по моему правому боку и заставив потерять равновесие.
— Извини, — отрывисто говорит Царевичев, придерживая меня за плечи как-то чересчур сильно. — Забыл постучаться. Мне сказали, что у тебя ко мне срочный разговор.
Я выпрямляюсь и поднимаю глаза к его лицу Почему-то оно кажется очень тревожным и жёстким, как будто босс дико злится на меня за что-то и еле сдерживается, чтобы не начать трясти.
Причина выясняется сразу же.
— Ты всё-таки хочешь уйти, Катя? — напористо осведомляется он. — Настолько сильно не хочешь находиться со мной в одном доме? Совсем сдурела?
— Да нет же! У меня к тебе более важный разговор! — я с досадой вырываюсь из плена его рук.
А затем с ужасом чувствую, что незаметно размотавшееся банное полотенце соскальзывает с меня.
И тяжелой влажной тряпкой падает на пол.
Глава 6. Злой и горячий босс
Стою перед своим окаменевшим боссом совершенно без одежды и успеваю только прикрыться руками. Паника накрывает меня с головой. Вижу, как тлеющие в глазах Царевичева угольки сдержанной злости вспыхивают ярким пламенем совсем другого чувства.
Это желание. Неприкрытое, жадное, яростное… и такое сильное, что колени у меня подкашиваются, как будто из-под них вдруг кто-то выбил опору.
Инстинктивно я отступаю назад на несколько шагов, и это оказывается роковой ошибкой. Царевичев мгновенно настигает меня и прижимает к себе так крепко, что пальцы моих ног почти не касаются пола. От резких движений полотенце с головы слетает вслед за банным, и влажные волосы падают на мою спину холодными длинными прядями. Кожа покрывается мурашками от шеи до поясницы. мне холодно и жарко одновременно.
Не могу оторвать взгляд от его потемневшего жаждущего лица. Медовый цвет радужки почти скрылся за расширенными черными зрачками, и в таком виде босс напоминает мне чертовски красивого, но невменяемого маньяка. С той лишь разницей, что внимание конкретно этого маньяка невероятно желанно и ценно для меня.
Боже, что за безумные мысли.
Он меня сводит с ума этой страстной жаждой близости, этой сумасшедшей потребностью прикосновений! Ни один мужчина ещё не заставлял меня так остро чувствовать истинную суть собственной женственности и желанности.
Чувствую, как Царевичев продолжает идти в глубину комнаты, пока мои ноги не упираются в… кровать.
— Нет! — очнувшись от созерцания его гипнотизирующих глаз, я начинаю брыкаться, но он с силой усаживает меня на упругий край постели. — Артём, не надо!
— Катя… — шепчет он на выдохе, жадно разглядывая меня всю как есть, раскрасневшуюся, съежившуюся и с
