— Я был на своей полосе, но вот другой водитель…
— Конечно. Врете!
— Что?!
— Врете! Я видела. Своими глазами.
— Много ли ты видела? Всю дорогу ехала, зажмурившись, открывала глаза на мгновение и снова закрывала.
— Потому и зажмурилась, что водите вы так, словно спешите на тот свет. Спешите без меня! Я… никуда не сяду. Убивайте меня, режьте, в монастырь отправляйте. С вами. Больше. Ни за что! Точка…
Как много она болтает!
Скажешь ей слово, получишь сто слов возмущения в ответ.
Я к подобному непослушанию не привык. Вообще отвык от обилия слов. Она же засыпает меня словами с ног до головы, сопровождая это живой мимикой.
У Камиллы очень подвижное лицо. Когда говорит, играет каждой чертой.
Губы возмущенно надуваются, становясь еще пухлее, длинные ресницы взмахивают чаще, чем обычно, глаза блестят так ярко, что даже цвет неразличим — все перекрывает гневным блеском.
Ноздри носа трепещут быстро-быстро.
И при этом она ревет, не переставая, отчитывает меня и пытается встать.
Камила делает резкое движение, потом громко охает и падает обратно на сумку.
— Нет-нет-нет! — причитает, склонившись над правой ногой. — Нет-нет-нет. Только не это! Только не это!
— В чем дело? Нога болит?
Не обращая на меня никакого внимания, она снова пытается встать и падает, закрыв ладонями лицо.
— Это конец. Это финиш… Моя жизнь окончена!
— Да что стряслось, — начинаю терять терпение. — Скажи нормально?
Разумеется, вразумительного ответа нет. Одни слезы.
— Распишитесь в протоколе, — просит подошедший ко мне дорожный полицейский.
Как не вовремя… У меня тут трагедию закатывает невеста, а мне протоколы под нос суют.
Но я все же отвлекаюсь от созерцания юной красавицы — взбалмошной и избалованной. Как бы ни охал Зумрат, как бы ни жаловался на поведение своей дочери, но виноват, в конечном счете, он сам. Зачем распустил девчонку, позволял ей многое! Чего стоит только одна ее манера общения? За словом в карман не полезет, а девушки должны быть покорнее и вежливее в разговорах…
В общем, упустил Зумрат очень многое в воспитании своей красавицы-дочери. Теперь самое время наверстать упущенное.
Не без моей помощи…
У нас с отцом Камиллы — уговор. Железобетонный…
Я ему дочь воспитываю, держа в ежовых рукавицах, а он взамен…
— Чудовище. Всю жизнь мне испортил! Чтобы вы умерли в страшных муках! — всхлипывает Камила.
Это уже перебор — желать смерти вслух. Прилюдно.
Отпустив полицейского, подхожу к девице, которая так и рыдает. Задать бы ей трепку хорошую… Не зря же раньше прибегали к разным способам воспитания. Не все можно вложить в хорошенькие головки словами. Есть и другие способы…
— Что с ногой?
— Ненавижу!
— Что. С ногой. Спрашиваю в последний раз. Потом разговоры прекращаются, и ты отправляешься в мой дом. Будешь ждать приезда врача.
— Не поеду.
— Еще одно слово — поедешь. В багажнике.
В глазах Камиллы отражается недоверие.
— Напомнить, как было с сумкой?
Это помогает ей сосредоточиться и заставляет буркнуть:
— Подвернула. Ушибла. Не знаю я! Болит! Нога опухла…
Правая нога в щиколотке выглядит сильно опухшей. Усилившийся дождь только все портит. Нет желания ни разговаривать, ни выяснять отношения под стеной из прохладных капель.
Поэтому я просто поднимаю девчонку на руки. Она от изумления ахает, а потом возмущается:
— Не лапайте меня! Прилюдно…
— То есть вопрос лишь в присутствии посторонних? — ухмыляюсь. — Хорошо, я запомнил!
— Нет!
— Все, спор закончен. Едешь молча! — опускаю девушку в салон.
— Если я умру, это будет на вашей совести! — успевает пискнуть и замирает перепуганным комочком.
Едва дышит.
Точно зверек.
— Боишься?
— Нет, — шепчет. — Просто знаю, что вы водите кошмарно.
— Я буду ехать осторожно. Не бойся.
— Мы чуть не убились.
— В этом была вина того парня. Есть протокол. Я дам его тебе прочитать!
— Вы могли всех подкупить… — часто дышит Камилла и ерзает по мере приближения к машине.
— Тебя рвало на обочине. Укачивает на заднем сиденье?
— Да.
— С этого и надо было начинать! — пересаживаю ее на переднее сиденье.
Между прочим, сделав это, переступаю через себя. Буквально.
Не люблю, когда кто-то из женщин ездит со мной на переднем сиденье. Слишком много воспоминаний, которые для меня дороги.
Глава 5
Довлат Лорсанов
Девчонка сидит по правую руку, на переднем сиденье. Сразу в салоне становится теснее. Стены автомобиля будто сжимаются, даже воздух — другой. Теперь он пахнет духами — слишком цветочными, слишком навязчивыми, слишком сладкими.
Еду я значительно медленнее, чем до аварии. Но это не мешает Камилле охать и ахать на каждом из поворотов. Дорога со множеством поворотов, в каждый из которых машина вписывается идеально, но все равно: новый поворот вызывает одну и ту же реакцию.
Камилла вжимается в кресло, хватается за подлокотники, ахает и причитает едва слышно:
— Хоть бы на этот раз не разбиться!
Или что-то в этом роде.
У меня вот-вот начнется нервный тик. Она словно нарочно выводит меня из себя, испытывая выдержку на прочность.
Я думал, что меня ничто из себя вывести не сможет, но она — выводит. Выводит и возбуждает тоже, дрянная девчонка! С такой развлечься — самое то. Но влюбиться в такую глупышку взбалмошную просто невозможно.
Автомобиль выезжает на ровный участок дороги. Впереди ни одного поворота почти до самого дома.
— Мы едем за город? — уточняет Камилла осторожно.
— Да, так и есть. Мой дом находится за городом.
— И каждый раз так далеко ездить придется? — ахает, округлив большие глаза.
— Переживаешь за учебу? Или за танцы? Скорее, за второе? Готов поспорить, костюм для танцев ты забросила в сумку первым.
— Спорить не о чем, так и есть. Но теперь даже не знаю, получится ли у меня танцевать когда-нибудь! — вздыхает трагически Камилла.
Актриса.
Вот она кто…
Ей нужна публика для выступлений.
Ведь, вздохнув протяжно, она стрельнула глазками в мою сторону, чтобы оценить произведенный эффект.
Если эффекта не будет, то сама собой отпадет и необходимость играть на публику. Поэтому я решаю сыграть в ноль внимания.
— Между прочим, вы договор нарушаете! — осмеливается возмутиться козявочка.
Грудь поднимается и опускается быстрее, чем до этого. Пульс незаметно ползет строкой вверх, участившись.
— Вы говорили, что позволите мне танцами заниматься, а это, что, по-вашему?
Юная красавица приподнимает длинную юбку и задирает правую ножку, опустив ее прямиком на панель.
Ткань юбки ползет вверх, обнажая припухшую щиколотку, стройные, но сильные икры, привыкшие к физическим нагрузкам.
Я привык к женщинам, с которыми нет проблем в постели: быстрые, легкодоступные, откровенно раздетые. Обнаженное женское тело — больше не табу, его открыто демонстрируют на каждом шагу.
Но все же в том, как Камилла задрала ногу, демонстрируя травму, есть что-то волнующее и запретное.
Спокойная кровь разогревается, наполняется предвкушением и азартом.
Разумеется, Камилла придерживает движение юбки, не позволяя ей задраться до самых колен, а то и выше.
Но все же это недопустимо в тех рамках, в которых Зумрат планировал воспитывать дочь.
— Разве мы не договаривались, что вы не будете запрещать мне заниматься танцами?
— Я и не запрещаю.
— Моя травма не позволит танцевать. Не знаю, как долго. Вы в этом виноваты. Помеха для танцев.
— Это другое. Случайность.
— И как часто будут происходить подобные случайности?!
— Столько, сколько будет угодно ему, — показываю пальцем в небо.
— Как удобно, списать все несчастья на небеса, провидение и случай! — кривит полные губы капризно.
Но кажется, расстроена она по-настоящему, не рисуясь.
— Не драматизируй. У тебя ушиб. Пройдет за два-три дня. Врач осмотрит для пущей убедительности, но я уверен, что не ошибся.
