и поморщилась:
— Папа звонит постоянно, пишет. И мне и маме. Не хочу. Может, к вам пойдем чай пить? — с надеждой спросила она.
Я бы пригласил, конечно, но это плохая идея. Когда взрослый мужик приводит в дом маленького ребенка — это подозрительно выглядит, мягко говоря.
— Если твоя мама разрешит, и присоединится, то приглашу. И даже буду рад, — ответил дипломатично.
— Может, снеговика сделаем? — в голосе Кати отчаяние.
Не смог я отказать. Просто не смог.
Мы формировали снежный шар, и девочка болтала без умолка — про школу, про свою маму, имени которой я до сих пор так и не выяснил. Катя рассказала и о том, что сейчас учится на дому, но почему так — не объяснила. Я выслушивал про её увлечение танцами, успел узнать что девочка мечтает стать журналисткой… а затем вышла её мама.
Настя.
Мы разговаривали с ней, и я любовался этой девушкой. И понять не мог: вот как так? Я и правда будто в юность вернулся. Только в пятнадцать-двадцать лет можно вот так, сходу влипнуть с первого взгляда. А мне скоро сорок, нет бухты кораблю, или как там было в «Юнона и Авось».
Настя пошла переодеваться, и я взгляда даже от её спины не мог оторвать. Я успел отметить ухоженный вид, дорогую одежду, её молодость. Критично препарировал себя: не одинокий волк, а скорее побитый жизнью пёс. Возраст, хромота, шрамы…
Но, может, есть шанс?
— Вы уже влюбились в мамочку? — рассекретила меня Катя, и подмигнула.
Отвечать наблюдательному ребенку я не стал, но… Похоже на то.
Влюбился, чтоб меня!
— Ну ма-а-ам, — проныла Катя.
— Не мамкай, — я обмотала ее теплым шарфом, сняла её перчатки, и надела на её ладошки более теплые.
— Жарко!
— Хочешь лепить снеговика — терпи. А то заболеешь, и проваляешься с соплями. И никаких снеговиков.
— Ладно, — пробубнила она.
— Буп, — ущипнула я дочку за носик, она возмущенно отпрыгнула от меня, и пошла к нашему соседу.
К Егору.
А я запрыгать от радости готова — моя Котька говорит! Нет, даже не говорит, а болтает! Вон, крутится вокруг этого мужика, рот не закрывается. Немного обидно, что я вчера чуть ли не силой выдавила из дочери пару предложение, тогда как с чужаком она за милую душу беседы ведет.
Но… пусть! Пусть так! Зато сейчас я смотрю на своего ребенка и, наконец, узнаю её прежнюю! И это такое счастье, что мне плевать на правила приличия.
Раньше если бы Катя так доставала вопросами чужого человека, я, как любая мать, извинилась бы, и попросила дочку вести себя прилично, и не мешать человеку. Но сейчас мне на эту вежливость категорически наплевать!
— Прости, мужик, придется тебе терпеть, раз с тобой моя Котька желает общаться, — тихо пропела я себе под нос, любуясь жизнерадостной дочкой.
— Мам, а ты чего стоишь? — Катя отвлеклась от нашего соседа.
— А чем мне еще заниматься?
— В снеговике три шара. Нас тоже трое, — подсказала дочь. — Я леплю средний, дядя Егор — самый большой, нижний.
— А вы, Настя, лепите голову, — подмигнул мне Егор.
— Я? — ткнула я себя ладонью в грудь.
Боже, да я снеговика лепила… а когда я его лепила-то? Классе во втором, наверное, и то быстро утомилась. Скучно мне стало, и я побежала искать новое занятие, бросив один шар от снеговика. Помнится, до весны у нас во дворе он стоял. Последним растаял, уже грязный лежал посреди участка, как немой укор моей непоседливости.
— Ты! Мам, тебе же самый маленький нужно слепить, — топнула Котька ногой.
— Да, присоединяйтесь-ка к нам.
— Давайте я буду в роли чирлидера: группа поддержки и ваше вдохновение, а? — предложила, надеясь отказаться от этого сомнительного занятия.
— Ну ма-а-ам, — надулась Катя, и дернула Егора за рукав: — Скажите ей!
— Говорю: присоединяйтесь, — мужчина как-то по-доброму мне улыбнулся. — А то несправедливо получится: мы работаем, а вы — отдыхаете. Давайте, Настя, покажите ребенку пример. Или вы не справитесь с задачей слепить шар?
— Я не справлюсь? Я? Пф, — я достала из кармана свои утепленные перчатки, надела их, и принялась за лепку.
Так, ну и как это сделать?
— Хм, — я слепила снежок, наклонилась, сгребла еще снега, и принялась формировать шар побольше, прислушиваясь к трепу за спиной.
Катька, молчавшая месяц, дорвалась, и устроила настоящий допрос. И мне бы его остановить, конечно, но… нет! Пусть меня сосед плохой матерью считает, пусть думает что я ращу нахалку, но дочку я больше в жизни не стану затыкать!
— А кем вы работаете? — прощебетала Катя.
— У меня свой бизнес в сфере айти.
— С компьютерами работаете?
— Можно и так сказать.
— А сколько вы зарабатываете? — выдала Катька.
Я фыркнула. Смотрим мы одного интервьюера на Ютюбе, Катя видимо у него коронный вопрос и позаимствовала.
— Не бедствую.
— А точнее? — надавила Катя.
Я обернулась, и скорчила прошупрощебное выражение лица, на что сосед только хохотнул.
— Назвать сумму? — спросил он.
— Было бы неплохо.
— Ладно, — он наклонился, и прошептал что-то Катьке на ухо.
Это недостойно взрослой женщины, но во мне взыграло любопытство пополам с возмущением — а что это он Кате говорит о заработке, а во всеуслышанье, чтобы и я узнала — нет?!
— Что за секретики? — подала я голос, и дочка взглянула на меня самодовольно.
— Тебе дядя Егор если захочет — скажет сам, мам. Лепи давай.
Вот зараза, а!
— А своя квартира у вас есть?
— Есть.
— А сколько комнат?
— Три.
— Всего-то? — возмутилась Катя, и я прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
Еще несколько вопросов, и мне придется прекратить это безобразие.
— Я один живу, ребёнок. Когда нет жены и детей, скажу уж как есть, мужику хватает шалаша, а у меня — трешка.
— Значит, детей у вас нет. А жена была?
— Катя, — покачала я головой. — Хватит. Простите, Егор.
— Ничего. Жены нет и не было.
— А почему не было?
— Катя! — надавила я.
— Не до того было, — ответил моей дочке Егор.
— А…
— Кать, лучше расскажи нам о
