может быть в человеке в двадцать два года. Гадаров был очень высоким и широкоплечим. Если прибавить к моему весу его, то...
– До земли далековато, – вновь заметил Демид, глядя вниз, и я невольно проследила за его взглядом.
Странно, но до того момента не делала этого ни разу.
Он был прав, до земли действительно оказалось далеко. И это заставило впервые за все время обратиться к нему с просьбой:
– Слезь, пожалуйста.
– Я слезу, если и ты слезешь, – согласился он спокойным, но решительным тоном.
Однако его условие заставило паниковать и отчаянно протестовать:
– Но это моё место. Я всегда сюда прихожу. Больше мне некуда идти, чтобы думать и вспоминать.
– И ты здесь плачешь, – поделился Демид своими наблюдениями, отчего у меня на глазах, как подтверждение, тут же выступили слезы.
– Я уже большая и не плачу. Мне нужно подумать о себе, – запротестовала, надеясь, что парень уйдет.
Но он сделал наоборот, придвинулся еще ближе. Страх сковал тело, мне казалось, что ветка треснет в любой момент.
– Пожалуйста, слезь, – попросила еще раз.
– Я слезу, если ты слезешь вместе со мной, – он не изменил своего условия.
С бьющимся сердцем я поспешно кивнула. Желание оказаться на твердой земле преобладало над всем остальным.
Демид помог спуститься, но и после этого не ушел. Он приподнял мое лицо за подбородок и посмотрел в глаза:
– Обещай мне, что больше не полезешь на это дерево. Ты забираешься слишком высоко и можешь упасть.
– Но мне нужно подумать, решить...
– Тебе ничего не надо решать, Александра. Тебе только двенадцать лет, и решать ты будешь, когда вырастешь. Сейчас ты живешь здесь, с нами, тебе не надо о себе заботиться. Но этим могу заниматься я, если позволишь.
– Ты не захочешь, – прошептала, чувствуя себя довольно неловко.
– А ты доверься и увидишь, – предложил он. – А я буду знать, чем занять свое свободное время.
Свободного времени, по моему мнению, у него было не так уж много, но отказываться неудобно, поэтому кивнула в знак согласия. Демид же обнял меня за плечи и повел в дом.
– Если тебе вдруг случайно захочется поплакать, в этом нет ничего стыдного. Просто приходи ко мне, – выдал тихонько на ухо, словно тайну доверил.
Странно, но эта фраза подействовала как нейтрализатор. Комок в груди, который образовался после гибели родителей и мешал дышать полной грудью, стал понемногу таять.
Демид сдержал обещание и действительно заботился обо мне. А я шла к нему со всеми своими бедами, страхами и сомнениями, и он никогда не отказывался выслушать. И за это я была готова пойти за ним на край света и внимать каждому его слову, как истине в последней инстанции.
Передернула плечами, возвращаясь в настоящее, и горько улыбнулась.
Все это было так давно, словно в другой жизни.
Сейчас же мы изменились и отдалились, перестав быть близкими друг другу. И на край света за Гадаровым я бы уже не пошла, а вот столкнуть его вниз с этого края – мысль время от времени посещала.
И в этом была виновата не я.
Именно он вдруг перестал обращать на меня внимание и превратился в суровую ледышку. Иногда вел себя элементарно невежливо. Дистанцировался и превратился в чужака.
И я не собиралась взваливать вину на себя за такое его отношение. Его помолвка совершенно меня не касалась, и, если в нем остались хоть крохи прежней теплоты и человечности, он должен был понять и принять мое решение.
Обычно я заканчивала в пять или около того. Рублев никогда не настаивал на строгом соблюдении временных рамок и не требовал от подчиненных высиживать на рабочем месте от звонка и до звонка положенные восемь часов в сутки, чтобы потешить его самолюбие. Главное, укладываться с проектами в установленные сроки и не подводить руководство.
Но сегодня задержалась. Я уже собирала покинуть офис, когда неожиданно позвонил один из клиентов, с кем работала весь апрель, и захотел обсудить некоторые моменты по новому сотрудничеству. В итоге домой добралась только к восьми вечера, когда все уже сидели за накрытым к ужину столом.
– Сашенька, слава Богу, ты приехала. Я уже начинала переживать, – Людмила Гадарова, тепло улыбнулась, от чего в уголках глаз собрались мелкие морщинки.
Она и ее муж Сергей за все двенадцать лет, что я жила в их доме, никогда не делали разграничений между мной и своими родными детьми и ко всем относились одинаково трепетно и заботливо. Однако, порой мне казалось, что в мою сторону ласки и нежности перепадает всё же чуточку больше.
– Ты – девочка, и мы рады тебя баловать, не лишай нас этого, – показательно ворчливо заявлял Сергей, стоило мне заметить очередные подарки, появившиеся в комнате без повода.
Еще с детства, когда были живы мама и папа и я с ними приезжала к Гадаровым в гости, нас с мальчишками приучили называть старших только по именам, не используя приставки «тетя» и «дядя» и уж точно без отчеств. С тех пор ничего не изменилось. Были просто Людмила и просто Сергей.
– Позвонил новый клиент, пришлось задержаться, – ответила с улыбкой и, приобняв обоих Гадаровых старших, чмокнула их по очереди в щеки.
От сегодняшней победы я чувствовала себя счастливой и окрыленной. Это же здорово – быть частью общего дела и понимать, что твой труд дал отличный результат. Олег Николаевич теперь вернёт долг брату, а я уже мысленно показала тому язык за то, что не верил в меня как специалиста и всячески противился моему приему на работу.
– Сияешь, как солнышко. Поделишься причиной? – Сергей безошибочно считал мои эмоции.
– Погодите-погодите... Если мне не изменяет память, Кудряшка сегодня должна была защищать проект перед большими шишками, – нацелил на меня указательный палец Артем. – Угадал? Его приняли?
– Ага, – кивнула радостно на оба вопроса.
– Поздравляю, – младший Гадаров распахнул свои ручищи и поманил ближе, – иди-ка обниму победительницу. Уверен, без тебя ваша контора такого успеха бы не добилась. Да ты просто крутышка!
– Спасибо, – зарделась, принимая похвалу.
В отличие от остальных членов семьи Демид молчал, но его взгляд я ощущала всей кожей. Хотела проигнорировать, но не справилась с потребностью и мельком посмотрела. Он же в ответ изобразил некое подобие улыбки, будто
