глаза, как у испуганной Лани. Белая кожа, острый носик, темные и густые волосы до плеч.
И ожидала она в углу кафешечки только Глеба, и была дезориентирована тем, что за ним в двери вошла я.
И она меня сразу узнала. Я не зря пропустила Глеба вперед на несколько шагов. Меня бы можно было принять как за еще одну посетительницу кафе, однако Наденька сразу побледнела, увидев меня.
То есть в представлении Глеба я не нуждалась. Эта миленькая девочка с глазами, как у трепетной лани, была осведомлена обо мне.
— Здрасьте… — пищит бледная Наденька.
Глеб, как истинный джентльмен, помогает мне снять плащ. И этот жест, что у меня и что у него, уже вошел в привычку за столько лет, поэтому я не сопротивляюсь.
Наденька с круглыми глазами наблюдает за нами.
Глеб накидывает мой плащ на крючок вешалки, что стоит рядом со столиком, а после отодвигает стул, чтобы я села.
Это тоже наша общая привычка.
Наденька прячет руки под стол, а я от Глеба не улавливлаю волнения при встречи со своей ланью.
Я поднимаю руку, подзывая официанта. К столику в уютном кафе на тихой улице среди старых домов подбегает молодая девчушка.
— Мне, пожалуйста, салат Цезарь, и чашечку эспрессо.
— А Вам? — переводит взгляд на Глеба, который отрицательно качает головой
Однажды шестилетний Арс умудрился упасть с горки и сломать ногу. И тогда я тоже поймала такое же состояние, как и сейчас перед милой Наденькой.
Мои эмоции ушли под холодные стальные пластины.
— Глеб Иванович…
Поднимаю взгляд и откладываю меню в сторону. У Глеба рожа — злой кирпич с глазами, что вот-вот вспыхнут черным огнем.
— Да, моя жена в курсе твоего, — делает паузу и хмыкает, — интересного положения.
— Что?
Наденька, кажется, сейчас грохнется в обморок.
— Она красивая, — говорю я Глебу, в ответ медленно выдыхает и откидывается на спинку стула.
— Вы… — шепчет Наденька.
— Что? — уточняю я с вежливой улыбкой.
— Я не отдам вам своего малыша…
Брови Глеба ползут на лоб. Рожа-кирпич теперь выражает недоумение и усталость.
— Зачем мне твой малыш, — смеюсь я, — если у меня дома трое своих? Чтобы что?
— Я не знаю.
— Глеб Иванович предлагал тебе такой вариант решения проблемы? — вопросительно приподнимаю бровь.
— Для того решения, которое бы меня устроило, — сухо отвечает Глеб, глядя на Наденьку отстраненно, — время истекло, да?
— Это ваш ребенок, — шепчет она в ответ, жалобно всхлипнув. — Как вы можете такое говорить?
Глеб переводит на меня взгляд, в котором я я не могу распознать конкретных эмоций. Там и раздражение, злость и желание перевернуть стол.
Между ними не было романа. Он не лгал.
— Моих детей я ждал, Надежда. Планировал, — цедит он сквозь зубы, — каждого из них.
— Почему ты появилась со своей замечательной новостью так поздно? — спрашиваю я.
— Я боялась, — смотрит на меня и опять всхлипывает. Я влюбилась в Глеба Ивановича, и он тоже…
— Не смей лгать моей жене, — рычит Глеб. — Не закапывай себя еще глубже, Надежда.
Наденька отворачивается, пускает слезу и закусывает губы, а передо мной официантка ставит маленькую чашечку с черным кофе и стакан воды.
— Глеб Иванович говорит, что ваша связь была одноразовой в пьяном угаре на корпоративе, — подхватываю чашечку и делаю глоток.
Густая горечь немного перебивает нозящую тошноту, которая не хочет меня отпускать.
— Это так? — уточняю я.
— Будто это что-то изменит, — Наденька смотрит на меня злым взглядом.
— Хорошее замечание, — киваю я. — Но мне, как официальной жене, надо понять, что происходит, и какие у тебя планы на моего мужа.
— Он отец моего ребенка.
— Очень размытый ответ. Или ты ждешь, что я со своими тремя детьми отойду в сторонку, чтобы не мешать твоему материнскому счастью? Так?
Молчит и губы поджимает.
— Как ты себе это представляешь? — делаю глоток. — Мои дети исчезнут, испарятся, когда ты родишь? Или ты просто хочешь сесть на полное обеспечение, взяв Глеба Ивановича за яйца угрозами, что о твоем ребенке все узнают?
Сглатывает и опять молчит
— Ты уже посчитала, сколько тебе денег надо? — отставляю чашку и поддаюсь в сторону Наденьки.
— У моего ребенка должен быть отец.
— Да что-то я не горю желанием, — Глеб поправляет галстук.
— Ты! — Наденька вскакивает. — Он же твой! И ты тогда этого хотел! Хотел! А теперь прячешься за жену?
— Да я решил, что моя жена должна знать, — Глеб поднимает тяжелый взгляд, — и сказать честно… Я ведь тогда даже не понял, кого отымел в кабинке туалета. А потом ты неожиданно исчезла с радаров… И только вот на днях, когда ты заявилась ко мне с очешуительной новостью, я сложил два плюс два.
— Мажешься перед женой? — шипит Наденька.
Под ее белой водолазкой уже можно заметить небольшую округлость.
— А ты зря ерничаешь, — Глеб усмехается.
— Да уже не важно мажется Глеб Иванович перед женой или нет, — задумчиво провожу пальцем по краю чашки, а затем смотрю на Наденьку. — Проблема все же не в том, в каком он состоянии тебя отымел. Это уже лишние подробности, которые не отменят твоей беременности.
— Вы не посмеете навредить мне и моему ребенку…
— Да уж, — перевожу взгляд на официантку, которая спешит ко мне с тарелкой салата, — если кто и мог тебе навредить, то это Глеб Иванович, но он не настолько моральный урод.
— И что теперь? — сипит Наденька.
— А теперь ты уйдешь, — отсраненно отвечает Глеб. — Моя жена хотела на тебя посмотреть, и она на тебя посмотрела. Свободна.
Глава 9. День откровений
— Ты хочешь напугать меня своей женой? — спрашивает Наденька.
Официантка ставит передо мной тарелку с салатом и кидает на нашу проблему с оленьими глазами беглый взгляд, а затем торопливо ретируется.
— По-хорошему, ты должна была напугаться меня, — беру вилку и поднимаю взгляд. — И троих детей в анамнезе Глеба Ивановича. Сейчас-то мне что толку тебя пугать?
Вилку в ее маленькое и аккуратное пузо? И провернуть? Однако меня от слепой ярости отвлекает приступ тошноты, будто кто-то просит меня не вестись на провокации.
— Сядь, Наденька, — вздыхаю я.
Глеб, кажется, скрипит зубами.
— Ты против? — уточняю я.
— Меня нервирует вся эта ситуация, — отвечает он.
— Дальше больше, дорогой, — отправляю в рот кусок курицы.
Наденька садится, а я медленно пережевываю курицу, глотаю ее и запиваю водой.
— дело вот в чем, — отставляю стакан, — мне придется разрушить твои планы, в которых жена Глеба Ивановича и ее дети уходят в закат, а сам Глеб Иванович весь такой одинокий и разнесчастный остается только в твоей власти. Упустим ваши отношения и вектор их развития.
— У тебя гордости нет…
