ко мне, – доносится из соседней комнаты через неплотно прикрытую дверь голос Марича. – Надо кое-что обсудить.
Естественно, после такого я растягиваю раскладывание вещей надолго, но меня никто не торопит.
Мне мерещится, будто это ужасная ошибка. Все выяснится, и мне скажут, что я свободна. Только ведь Марич меня не держит. Я сама пришла. Могу уйти, но, долго ли проживу, неизвестно.
Когда оттягивать дальше становится невозможно, я плетусь в ту комнату, надеясь в душе, что Марича там нет, и разговаривать нам придётся не в спальне.
Но мне не везёт даже в этом.
Он у себя, сидя в кресле, читает что-то с ноутбука. Бросаю вороватый взгляд по сторонам.
А так и не скажешь, что это спальня чудовища. Элегантный, сугубо мужской интерьер, удачное зонирование, никаких лишних декоративных элементов, даже рамочек с фотографиями нет, но все равно уютно.
– Садись, – Марич указывает на кресло рядом с ним, и я опускаюсь на самый краешек, готовая в любой момент сорваться и убежать. – Расскажи мне про вчера. В подробностях.
Значит, он и правда будет решать мою проблему, а не просто изолирует меня от неё? Даже не верится. Хотя про него говорят, что Марич хоть и негодяй, но слово держит. Немного приободряюсь.
Запинаясь, рассказываю, как есть. Я иногда путаюсь, сбиваюсь, возвращаясь к началу, но Марич не перебивает.
Я чувствую, как он разглядывает меня. Мне даже кажется, что Марич меня не слышит, но когда я заканчиваю, он перепрашивает то, что ему непонятно.
Закончив допрос и подумав пару минут, Марич подводит итог:
– Хорошо, подождём. Уверен он или она себя проявят в ближайшие пару дней. Завтра проверим твою квартиру, пока сообщай мне обо всех, кто тебе звонит, пишет или хочет с тобой встретиться, – откладывает он ноутбук в сторону. – А теперь подойди ко мне.
– Зачем? – настораживаюсь я.
– Анастасия, просто подойди ко мне, – голос его звучит устало и вроде бы не опасно.
Но я ошибаюсь.
Стоит мне встать перед Маричем, как наглые горячие руки заставляют меня пожалеть о том, что я только что переоделась в более удобную одежду. Подолом длинного черного платья я подметала землю на кладбище и потом обтоптала его в машине, а теперь Маричу удобно скользнуть ладонью под сарафан. Руки, обжигая, двигаются вверх от коленей, не останавливаясь, добираются до трусиков.
Я вздрагиваю и, пошатнувшись, хватаюсь за плечи Марича, чтобы не упасть, а он настойчиво поглаживает сквозь ткань мои губки и, подцепив пальцем резиночку сбоку, расправляет белье.
Паника захлёстывает меня, тело бросает в дрожь, а потом сразу в жар.
Я закусываю губу, но молчу, а ладонь продолжает своё путешествие, оглаживает изгиб бедра, переключается на ягодицу и сжимает ее. Мое сердце сейчас вот-вот выпрыгнет из груди. А блудливая рука снова возвращается к моей киске и надавливает ребром, так что губки расходятся.
– Вы же сказали не сегодня, – не выдерживаю я.
– Да, но ты привыкай. Мне нравится твоя отзывчивость.
Я и в самом деле в кошмарном состоянии: в голове все противится тому, что происходит, а внизу живота все сжимается, принося тягучее томление.
– За что вы так со мной? – голос дрожит от обиды, но прерывающееся тяжелое дыхание, все портит.
– О чем ты? – не понимает Марич. – Насиловать я тебя не стану.
Сквозь трусики он продолжает давить на промежность, скользить рукой, потирая становящиеся все более чувствительными складочки.
– Зачем вы требуете этого от меня? Вам же есть с кем утолить свою похоть…
– Девочка, ты совсем ничего не понимаешь, да? Ты жила в радужном домике, где были рыцари и единороги, но это не имеет ничего общего с реальностью. Я не желаю тебе плохого, я просто хочу получить свое, – он нащупывает клитор и надавливает на него, заставляя меня выгнуться. – Это то, как живут все. Ты думаешь, при виде леди в беде я должен расчувствоваться и помочь тебе бесплатно. Это так не работает. А от тебя мне не нужно ничего, кроме твоего тела. Принуждать тебя мне и в голову бы не пришло. Это всего лишь условие. И ты на него согласилась.
Марич наконец оставляет в покое меня и, откинувшись в кресле, любуется напрягшимися сосками, натянувшими ткань.
– Я свободна?
– Да, можешь идти. Ты к себе?
– Нет, мне нужно проветриться, буду в саду.
Он понимающе усмехается, не злорадно, но это все равно жжёт меня стыдом.
Я уже берусь за дверную ручку, когда Марич просит:
– Увидишь Сати, скажи, чтобы зашла сейчас.
Сати я встречаю в холле первого этажа, она разговаривает с мужчиной, комбинезон которого весь в разводах грязи и зелени. Наверное, кто-то вроде садовника.
Почувствовав мой взгляд, Сати оборачивается.
Посмотрела, как полоснула.
– Мар… Александр Николаевич просил передать, что ждёт вас сейчас, – прокашлявшись, говорю я.
Сати, победно сверкнув глазами, сдёргивает заколку с волос, и они рассыпаются тяжёлой блестящей волной по точеным плечам. Не договорив с работником, стуча каблучками, она бежит по зову хозяина.
Дядька, как ни в чем не бывало, отправляется в сад, и я топаю за ним.
Марич позвал её, чтобы заняться сексом? Если да… то она вот так полетела, бросив все? Ей нравятся такие ласки? Нравится Марич?
Лишь на секунду вообразив этих двоих наедине, представив, как Марич берет любовницу, я закрываю вспыхнувшее лицо руками. Меня ошпаривает стыдом за лёгкое возбуждение, обидой и сомнениями.
Как бы я ни ненавидела Марича, но то, что он будит во мне, когда так прикасается, так смотрит… эти инстинкты сильнее меня. Ни разу в жизни не ласкав себя, я все равно понимаю, что Марич может заставить меня возбудиться и кончить.
Насиловать действительно не придётся.
Даже сейчас, когда я пытаюсь распалить в себе омерзение, верх берет плоть.
Я чувствую, как горит моё лицо, как поднимается температура, как тяжелеет внизу живота, и воздух застревает в легких. Ещё немного и трусики, что я поменяла взамен тех, что осквернил моей влагой Марич, снова станут мокрыми.
Душно. Жарко. Какого черта в этом саду нет ни малейшего ветерка?
Побродив, среди отцветших жасминовых кустов, я возвращаюсь в дом.
Здесь мне предстоит провести какое-то время, надо бы посмотреть, что здесь и как, да только мне хочется забиться в угол.
– Анастасия Дмитриевна, – окликает меня женщина в годах. Фартук ее намекает на род
