машину и уезжаю в центр города, но чем ближе подъезжаю к ЗАГСу, тем страшнее мне становится. Руки дрожат, дышать трудно, в животе так крутит, что я начинаю подозревать минимум острый аппендицит. Не выдержав, останавливаю машину и, дрожа всем телом, отстукиваю зубами дробь.
– Боже, как холодно, – едва не откусываю себе язык.
Выхожу из машины и, обхватив себя руками, бегу в какую-то забегаловку, чтобы выпить горячего чая, но, придумав, заказываю глинтвейн. Обжигающее тепло прокатывается по нёбу, греет изнутри. Беру ещё и ещё…
Такси везёт меня домой, а я удивляюсь, почему так темно. Смотрю на телефон, чтобы узнать время, но экран не зажигается. Понимаю, что со мной нет сумочки. Где она? Осталась в машине? Выхожу у дома и роняю телефон. Пытаясь поднять его, падаю на колени и смеюсь.
– Что ты, по-твоему, делаешь?
Поднимаю голову и смотрю снизу вверх на Богдана. Он как всегда шикарно выглядит в классическом костюме, но на лице брезгливость, от которой мне становится плохо. Пока меня тошнит, муж стоит рядом и, сунув руки в карманы, спокойно ждёт. Вытираю рот рукавом и смеюсь, но осекаюсь и начинаю плакать.
– Что я сделала не так? – Цепляюсь за брюки Богдана, зло дёргаю ткань и рыдаю. – Скажи! Я же всё делала так, как ты говорил! Любила тебя так сильно… И сейчас! Слышишь? Я люблю тебя!
– Прекрати этот цирк, – цедит муж. – Соседи услышат. Иди домой.
– Не пойду, – пугаюсь я. – Что, если дети увидят меня такой?
– Об этом раньше надо было думать.
Он наклоняется и, схватив меня за шиворот, рывком ставит на ноги. Тащит к дому:
– Дети у мамы. Ты хоть понимаешь, что бросила их? Мне дети телефон оборвали. Ты ни близнецов не забрала, ни девочек. Напилась, как свинья!
– Эй! – вырываюсь и качаюсь в сторону, опираюсь о стену. – Ты о своей жене говоришь, выбирай выражения!
– Скоро ты перестанешь ей быть, – хлопнув дверью, кричит он и показывает на столик, где белеют какие-то листы. – Подпиши документы и свободна!
– Что? – теряюсь я и нетвёрдой походкой приближаюсь к столику. Невидяще смотрю на бумаги. – Что это?
– Заявление на развод, – бесцветным тоном, будто вспышка гнева мне лишь померещилась, перечисляет муж. – Отказ от раздела имущества, алиментов и опеки над детьми.
Я беру в руки документы, и глаза наполняются слезами, голос дрожит:
– А почему заявление уже с печатью? И дата… Месяц назад?
– Не хотел тратить драгоценное время, – сухо поясняет муж и протягивает ручку. – Подписывай.
– Нет, – качаю головой и отступаю. – Не буду.
– Мы всё равно почти разведены, – цедит он. – Ир, если будешь паинькой, я куплю тебе квартиру и позволю по выходным видеться с детьми.
Внезапно на меня обрушивается осознание:
– Ты купил?.. – к горлу подкатывает ком, а к глазам слёзы, но вместо того, чтобы разреветься, я в гневе рву бумаги: – Всё твои проклятые деньги! Не дам я тебе развод, слышишь? Ты вообще человек? Как ты можешь так поступать с матерью твоих детей?!
Он дёргает правым уголком рта, взгляд становится пугающе холодным, голос саркастичным:
– Мои проклятые деньги? Ты спокойно жила за мой счёт, и я готов продлить твою беспечную жизнь. На твой счёт будет переведена достойная сумма. Но ты должна прямо сейчас отказаться от доли в совместно нажитом имуществе.
Он подхватывает вторую стопку, и я вижу точно такие же документы, которые только что порвала. Вспыхиваю в гневе:
– А если откажусь? Что будет?
– Лучше тебе не знать об этом, – рычит Богдан и швыряет бумаги: – Подписывай!
Сжимаюсь от ужаса, – я никогда не видела мужа таким! – и тянусь дрожащей рукой к документам. Но в следующий миг меня накрывает волной неконтролируемой ярости, и я рву бумагу на мелкие клочки. Судя по выражению лица мужа, третьего пакета у него нет.
– Ты пожалеешь, – голос пугающе спокойный.
Богдан разворачивается и идёт к входной двери, а я кидаюсь следом, но, запнувшись, падаю и цепляюсь за его брюки.
– Даня, Даня, погоди, умоляю! Скажи, почему ты меня бросаешь? Что мне сделать? Только скажи, я на всё готова! Операцию? Подтяжку? Я стану такой, как ты хочешь, только не уходи. Прошу, любимый… Данечка!
Он наклоняется и, схватив меня за руку, говорит ледяным голосом, от которого замирает сердце:
– Моё имя Богдан.
Отталкивает меня и покидает дом. Я остаюсь одна. Непривычная тишина давит могильной плитой, и кажется, что я вот-вот умру от разрыва сердца.
Смотрю на клочки бумаг.
Как так?! Ещё недавно наша жизнь была такой счастливой, и вдруг в одно мгновение всё рухнуло. Даня, такой родной, такой хороший, внезапно превратился в жестокое чудовище. Он хочет забрать у меня всё, откупившись квартирой и деньгами. Выбрасывает, будто надоевшую собачонку…
Вцепившись в волосы, я кричу, кричу, кричу. Но этого мало, чтобы вылить душащий меня океан боли, и я хватаю первое, что попадается под руку. Бросаю об пол. Раздаётся звон, треск, грохот. Щёку что-то царапает, но я лишь отмахиваюсь и бью вазу о стену.
Вымещаю всю ярость и безысходность на мебели, которую сама же подбирала. Занавески, которые ждала три месяца, антикварный столик, цветы. Всё умирает, и я тоже! Лишь каким-то чудом моё разбитое сердце продолжает биться, и я падаю на колени посреди обломков. Ложусь, подтягиваю колени к подбородку и смотрю на торчащий из разбитого горшка корень. А по щекам всё катятся слёзы.
Глава 8
– Ир! Ирка! Слышишь меня?
Я с трудом разлепляю ресницы и смотрю на светлое пятно, расплывающееся перед глазами. Постепенно проявляются черты, и я узнаю подругу:
– Неля…
– Господи! – восклицает она и, сдерживая
