решила. Или в туалет. Сейчас она вернется, а я тут в желе…
Надо передохнуть, собраться и в бой. Мне понравился ее make love*, и я даже не могу сказать, что именно понравилось. Она особо ничего и не делала, просто принимала.
Но блядь, как же охуенно она меня в себя принимала.
И я определенно знаю, что захочу ее еще.
Мысли замедляются, меня покачивает как на волнах. Не оргазм, конечно, но тоже прикольно.
Может, мне ее в столицу с собой забрать? Понимаю, что она шлюха, но как представлю, что ее кто — то другой ебет, хочется этого кого — то убить.
Сейчас она вернется, и я предложу. Сниму ей квартиру, пусть она только меня обслуживает. Будет круто, не надо заморачиваться и никого заказывать. Захотелось — приехал, отлюбил и отвалил.
И может даже можно будет остаться у нее на ночь. Я никогда не оставляю шлюх на ночь, а эту вдруг захотелось. И начнем мы с сегодняшней ночи.
*make love — заниматься любовью, дословно «делать любовь» (англ.)
Василиса
Голова гудит так, что, кажется, меня кто-то ней чем-то огрел. Причем тяжелым. И несколько раз.
— У-у-у-у…
Тяну и натягиваю одеяло на голову, потому что солнечный свет глаза режет так, что терпеть просто нет сил.
— Сколько раз тебе говорила, Васька: не умеешь — не берись!
Ну, конечно, как же без этого. Когда слышу бурчание бабули, то хочется еще чем-то уши заткнуть. Она так точно не упустит возможности меня подколоть.
— Бабуль… не добивай. И так плохо.
Скулю. Голова и правда как будто взорвется с секунды на секунду.
Никогда. Больше никогда и ни за что не стану пить, не проверяя, что в бутылке.
— Конечно, плохо! Пить не умеешь, а берешься! Васька, ну вот на кой оно тебе сдалось?!
Бабуля точно не пытается сделать мое утро не таким ужасным. Но буквально в следующую секунду я меняю свое мнение. Край одеяла поднимается, пропуская солнечный свет, и вместе с ним я вижу руку бабули. Она протягивает мне стакан с шипучкой. Как будто знает, за что я сейчас все что угодно отдать готова.
— Спасибо, — хриплю и, обхватив стакан пальцами, жадно выпиваю все до последней капли.
Никогда. Я больше никогда не стану пить.
Даю себе обещание, и уверена, что сдержу, потому что плохо так, что выть хочется. А еще… у меня, кажется, провалы в памяти. Я помню мало. Урывками. И вообще, не уверена, что это все мне не приснилось.
Когда голова перестает так гудеть, я стягиваю с головы одеяло.
— С добрым утром, — бабуля сидит на моей кровати, и внимательно за мной наблюдает. Как будто мне и так мучений мало.
— Не с добрым, — бурчу в ответ и предпринимаю попытку сползти с кровати.
Может холодный душ мне поможет?
Радует только одно, что сегодня у меня ночная смена в больнице и я успею хоть немного прийти в себя.
— И куда это ты намылилась? Я подробностей жду!
Бабушка голос поднимает, а я тут же кривлюсь от вибраций, которые от него исходят.
— Бабуль, какие подробности?
— Ну как какие! Ты приехала посреди ночи. Сначала мне здесь песни пела. После устроила танцы. У Антона Сергеевича люстра ходуном ходила.
С каждым новым словом бабули мои щеки вспыхивают все сильнее и сильнее. Кошмар! Я правда все это делала?
— Стыдно-то, как, — охаю.
— Стыдно, когда видно! А тебя только я видела, — фыркает бабуля, — так что за праздник был, мне же интересно? Впервые ты так….
— Бабуль! Я просто случайно спирт вместо воды выпила, вот и…
В эту секунду виски вибрировать начинают. А я… Я вспоминать начинаю.
Вот я выхожу из машины скорой помощи. Парни предлагают мне помочь дойти или вообще домой отвезти. А я упрямо говорю, что Машке пообещала помочь. И бедному дедуле укол сделать.
Мамочки! Я и правда к пациенту пошла?!
— Васька, ты чего побледнела вся? Тазик нести?
Бабушка по-своему мое состояние понимает. Встает с кровати, что-то бухтя себе под нос, идет на кухню. У нее там тазики хранятся. А я рот ладошкой прикрываю.
Вот я на звонок жму. Мне дверь открывают.
Тут к своей сумке бросаюсь. Остается последняя надежда, что я просто с дедушкой поболтала и домой поехала. Надеюсь я ему хоть там песни не пела и не танцевала?
Открываю сучку, пересматриваю содержимое. Вот же черт! Шприца и ампулы не хватает. Значит, я все-таки ему укол сделала.
Виски снова сжимает. Кривлюсь и зажмуриваюсь.
— Вась, тазик!
Бабуля заботливо уже таз притянула. А у меня перед глазами новые картинки появляться начинают. Нет-нет-нет. Хочу обратно все забыть.
Не могло же такое случиться на самом деле?
— Я пока балкон открою, может тебе лучше станет.
Бабушка ставит таз возле меня, окно распахивает.
— О, Поликарпович пса своего гулять вывел.
Произносит бабуля, а в следующую секунду я слышу, как пес Поликарповича громко завывает. И вот здесь мои картинки со вчерашней ночи становятся намного ярче. Красочнее.
Голый мужчина. Вой волков. И рыгающий кот. Кошмар! Я что… Я переспала с пациентом???
Давид
Звонок вламывается в сознание, безжалостно вырывая из кокона сна. Бросаю взгляд на часы — и шести нет. Кому это с утра неймется? Даже мои собаки еще спят. Кому не спится?
И сам же понимаю кому. Мне даже на экран смотреть не надо.
Тянусь за телефоном, при этом еле выходит поднять руку. Все тело будто задеревеневшее, чувствую себя столетним старцем. Или я в самом деле окуклился пока спал?
Не могу удержать телефон, будто это не пальцы, а безвольно свисающие шнурки.
Сдаюсь, включаю громкую связь и кладу телефон на тумбу.
— Дед, ну дай поспать, а? Имей совесть, — бубню под нос, закутываясь в плед, но дед и не думает замолкать.
— Какой спать, — орет он в трубку, — ты пиздюков своих выгулял, или они мне там уже весь дом обоссали?
Судя по голосу, у деда очередная бессонница, и он не знает, на ком оторваться. Точнее, знает, но ищет повод. Прости, дедушка, я тебе этого повода не дам.
— Мои собаки не гадят в доме, и ты это знаешь, — умело ухожу от открытого конфликта. — И они еще спят.
С лоджии доносится тонкое возмущенное повизгивание, но я делаю вид, что не слышу. Мои собаки знают, что раньше шести-половины седьмого им ничего не светит. Это их звонок разбудил.
На какой-то миг появляется надежда, что дед попрощается и исчезнет, но только на миг.
