здесь не видите дальше своего носа, — вскакиваю со стула. — Все!
— Майя, — классная с ужасом оглядывает меня с головы до ног. — Что с тобой происходит? Прекрати себя так вести.
— Это что с вами происходит?! — направляюсь к двери.
— Я тебя не отпускал, Панкратова, — подмечает Орлов.
— А я вашего разрешения и не спрашивала.
Вылетаю из кабинета и хлопаю дверью. В глазах встают слезы, но я делаю глубокий вдох и чувствую, как они отступают.
— Я… Я с ним такое сделаю. Такое! — бормочу от отчаяния, пока бреду по коридору в класс английского.
Если честно, то хочется расплакаться и позвонить маме, чтобы она меня забрала. Идти на урок нет никакого желания. Да просто оставаться в этом месте не хочется больше ни на секунду. Только вот катастрофы не случилось, чтобы беспокоить родителей. Мама будет переживать, папа — злиться. Не на меня, конечно. Пойдет к директору с разборками, скорее всего, будет скандал, а я все еще не до конца уверена, нужен ли он мне.
Сегодня я поняла одну простую истину. Школьная администрация не поможет. Орлов демонстративно сейчас встал на сторону Мейхера. Он по факту даже не разбирался. Хотя чего я ожидала? Этот лысеющий гад на все что угодно пойдет, лишь бы остаться сидеть в этом кресле, поэтому крепкий союз с родителями Мейхера ему только на руку.
Мой папа не последний человек, у него есть и связи, и деньги, но, как ни крути, он не олигарх…
Что, если родители Мейхеров организуют ему проблемы?
К тому же я уверена, что после этого инцидента родители захотят перевести меня в другую школу, а я не хочу. У меня тут Вера. У меня тут жизнь. Я здесь с первого класса, между прочим. А этот выскочка всего два дня. Так вот, если кто и уйдет, так это он.
Пока не знаю, что я сделаю, но просто так это точно не оставлю.
Стучу в дверь, с разрешения англичанки захожу в класс и занимаю свою парту. Классная ее предупредила, что я не прогуливала, а была у директора, поэтому никаких вопросов она не задает.
Вера тут же придвигается ко мне ближе и шепчет:
— Ну что там?
Закатываю глаза. Я, к своему стыду, даже до конца не сформулировала, что же там. Одно ясно, Мейхер — настоящая сволочь. Ползучий гад. Беспринципный подонок.
Ненавижу. Так сильно ненавижу!
Отмахиваюсь от Верки, мол, все потом. На перемене.
Поворачиваю голову и в упор смотрю на Марата. Он сидит в соседнем ряду, на одну парту дальше нас.
Он не сразу замечает мой взгляд, а когда поднимает голову, просто пожимает плечами. Типа он тут ни при чем. Ну как же! Так я и поверила.
Закатываю глаза и демонстративно отворачиваюсь, стараясь вникнуть в тему урока и то, что здесь вообще обсуждают.
Минут через десять в класс заваливается второй Мейхер. Он не стучит, не спрашивает разрешения войти и присесть, а просто это делает, словно само собой разумеющееся.
Когда проходит мимо нас, подмигивает Вере, растягивая губы в улыбке. Мельникова растерянно на него таращится, а потом ловит уже мой взгляд, горбится и поджимает губы.
Как только звенит звонок, я спешу на выход из класса. Ужасно хочется пить. Веру задерживает англичанка, и мы договариваемся в сообщениях встретиться на первом этаже у автоматов со снеками и газировкой.
Прикладываю карту к терминалу, после того как ввожу номер напитка, который хочу купить, и наблюдаю за тем, как моя бутылка медленно движется к стеклу, упирается в него крышкой и застывает в таком положении.
— Супер. Попила водички. Ну что за день?!
— Помочь?
Реагирую на голос. Кошусь вбок и вижу Мейхера, упирающегося ладонью в боковую стенку автомата. Марата.
Молчу. Делаю вид, что его тут нет. Для меня их просто не существует.
— Обиделась?
Молчу.
Марат едва заметно улыбается и расшатывает автомат. Моя бутылка падает в отсек для выдачи товаров.
Оба смотрим на минералку, виднеющуюся за прозрачной шторкой.
Считаю до трех и, круто развернувшись на пятках, иду в сторону лестниц, впиваясь пальцами в ручки сумки.
— Подожди, Майя!
Марат догоняет меня мгновенно. Бежал.
— Постой. Держи, — сует мне минералку, но я продолжаю делать вид, что его тут нет. — Нужно поговорить. Не притворяйся, что я невидимка, — смеется. — Нам правда нужно поговорить.
Арсений
— Здорово ты с балетом придумал, все будут в ауте, — лепечет Пономарева где-то сбоку. Прилипла ко мне с самого звонка как банный лист. — У Майки бы на такое никогда фантазии не хватило, — хихикает.
Смех у Лизы противный, как у гиены.
— У наших вообще с фантазией туго. Кстати, может, на физике сядем вместе? — продолжает болтать. Они с подружками свитой сопровождают меня на третий этаж.
— Давай, — киваю, как только заходим в класс.
— Отлично. Тань, пересядешь же? — обращается к своей подружке, и та покорно перемещается на парту дальше. — Кстати, по поводу вашей вечеринки, мы можем…
Абстрагируюсь. Слушать весь этот поток словесного дерьма уже нет сил. Как можно быть настолько тупой, чтобы не понимать, что мне вся ее болтовня до лампочки?
Бегло осматриваю помещение на наличие в нем Марата. Где он потерялся?
Панкратова убежала с английского сразу после звонка, я затупил в телефон, когда вышел из класса, ни Маратика, ни Панкратовой поблизости уже не было. Он что-то задумал без меня или это уже какая-то паранойя?
— Как тебе идея? — Пономарева хлопает по моему плечу, выпячивая свои блестящие от помады губы.
— Норм.
— Правда? Я тогда…
Наблюдаю за общим настроением в классе. Какой-то особой сплоченностью здесь не пахнет. И мне это только на руку. Скоро я по полной развею свою скуку.
— Слушай, — перебиваю Лизкин бурный словесный понос, — это кто такие?
Пономарева поворачивает голову на соседний ряд. Смотрит на троицу, собравшуюся у третьей парты.
— А, эти, — морщит нос. — Темненькая — это Уварова, она тут по стипендии учится. Нищенка, — хрюкает со смеху. — Ой, прости, — тут же накрывает рот пальцами.
— А дальше? — рассматриваю брюнетку, симпатичная.
— Блондинчик — это Шилов, у него отец программные обеспечения какие-то делает для оборонки, кажется. Сыночек не в него, зашуганный весь, с нами никуда не ходит. Очкарик — это Панов, у него мамаша — инфоцыганка. Тоже придурок, короче. С ними еще Ритка Алексеева тусуется, страшная, как ядерная война. Из Эмиратов еще не прилетела. А что?
— Изгои, получается?
— Ну нет, наши с ними общаются, но так, натянуто.
— Зачем? — перевожу взгляд на Лизу.
— Да не знаю…
Пономарева морщит нос,
