Виталик. – Цветочек, видимо, еще никем не тронутый, – добавляет он, но я намеренно пропускаю эту пошлость мимо ушей. Хотя смущение моей училки я заметил сразу.
- Чего? Фиалку?
- Да прижилось как-то, Машка же с филфака. Вот мы еще в том году стали называть ее фиалочкой.
- Хмм, фиалочка, что-то в этом есть, – пытаюсь представить себе Машу каким-нибудь цветочком и понимаю, что теперь ассоциация действительно будет только с фиалкой. – Ладно, кажется, мы уже задерживаемся.
И спрыгиваю с кровати вниз, в свою новую лагерную жизнь.
Маша
Я так и знала. Ну конечно, я знала, что с первого же дня начнутся проблемы! Одно дело лопать пиццу на веранде и взглядом раздевать Алину. Не слепая, заметила. Другое дело – реально работать. Пообщаться по-человечески мне с Германом вчера так и не удалось. Целый день мы были загружены делами, Шацкий вообще проходил ускоренную программу обучения в школе вожатых, мне нужно было рассказать основные моменты, чтобы сегодня он не проснулся с вылупленными глазами. Судя по всему, он все равно именно так и проснулся.
Рая уже устроила нам, девочкам «сотки», полный разнос за то, что явились на регистрацию приезжающих детей без мальчиков. А мальчики… Они просто спят! Наглость какая.
И все же когда Алина первой вызывается сходить и разбудить парней, а Рая вместо нее отправляет меня, я испытываю какое-то легкое торжество по этому поводу. Не хочу, чтобы первой, кого увидит в самом начале смены Герман, была именно Алина. Ее и так становится слишком много, и она даже мешает нам с ним просто завязать товарищеские отношения!
Однако мой поход до корпуса оказывается не то чтобы очень удачным. Парни еще не собраны, а Герман и вовсе валяется на кровати в одних трусах! И это с учетом, что вчера мы легли довольно рано, в обычные дни на смене вожатые засыпают намного позже. По очереди дежурим с отрядом и ходим на ночные планерки, а еще раз в несколько дней случаются небольшие междусобойчики. На них хоть и не напивается никто, а все равно встать потом тяжелее.
Шацкий к этому не готов, я чувствую. Только что я буду с ним делать?
Возвращаюсь к месту, отведенному для регистрации приезжающих, и говорю, что парни скоро будут. Они же быстрее собираются, чем девочки, правда? Мы рассаживаем за столики, каждый из которых снабжен табличкой с номером отряда, и начинается самое волнительное: заезд и создание отрядов. На распределении стоят опытные методисты, которые стараются комплектовать отряды по возрасту, удерживать равновесие между мальчиками и девочками и избегать того, чтобы все старички оказались в одном отряде, а новенькие дети – в другом. Проходит всего несколько минут, и мы уже слышим шум подъезжающих машин и автобусов – все, началось.
- Ну и что, до сих пор никого? – интересуется у меня Герман.
Откуда он взялся? Я только отвернулась на секунду, его не было нигде на горизонте, а вот он.
- Пока нет, но…
- И ради этого мы торопились, парни, – Шацкий подкатывает глаза и растягивается в ухмылке, а пришедшие с ним мальчики-вожатые выражают полнейшую солидарность.
- Иногда придется делать то, что говорит руководитель, а не то, что хочется вам, Герман Юрьевич, – озвучиваю максимально строго, а сама нервничаю и перебираю еще чистые листы с таблицами для заполнения.
- Не нервничайте, Марья Николаевна, «иногда» я смогу быть хорошим, – заявляет напарник и забирает листы из моих рук, укладывая их стопкой на стол.
Он дотрагивается до меня буквально кончиками пальцев, едва ощутимо. А мне кажется, что по моим рукам сразу бегут мурашки, хотя на улице не меньше двадцати пяти градусов и солнце. Я продолжаю смотреть на Германа, который уже стоит ко мне спиной и над чем-то смеется вместе с парнями, а мурашки все не перестают скатать по моей коже.
Это странно… Это очень странно. Я никогда не испытывала ничего подобного рядом с Колей. Иногда казалось, что бабочки какие-то порхают внутри, если можно так сказать избитой фразой, но мурашек точно не было. А ведь мы часто контактировали: и за руки держались, и медляк танцевали, и на тимбилдинге вообще чего только не было. А здесь случайное прикосновение – и мурашки.
Так, хватит, Тихонова, не о том ты думаешь.
К счастью, мои мысли прерывают многочисленные голоса, которыми наполняется территория базы. Судя по всему, приехал автобус из города, находящегося в области в паре часов езды от нас. Оттуда каждый год бывает много ребят, хоть город и не самый большой, там есть сильная гимназия, ученики которой становятся победителями олимпиад и различных соревнований.
- Мария Николаевна, первых оформляйте, – обращается ко мне Сан Саныч и тут же буквально подталкивает к моему столику пару мальчишек.
Я успеваю украдкой взглянуть на Германа, и тот сейчас тоже смотрит на меня. Мы переглядываемся не больше пары секунд, но в наших взглядах – одинаковое волнение перед чем-то новым.
- Здравствуйте, меня зовут Мария Николаевна, – как будто со стороны слышу свой голос и забираю паспорта у ребят, чтобы переписать данные.
А потом начинается настоящий конвейер. Опустив один раз голову, чувствую, что больше я ее не поднимаю практически до обеда, а Шацкий в это время успевает пройти курсы повышения квалификации из юристов в грузчики. Особенно тяжело ему достается от девочек. Все же понимают, что взрослые красотки пятнадцати-шестнадцати лет привозят с собой несколько платьев и туфли на каблуках, чтобы потом блистать на дискотеках? А тащить это приходится Герману Юрьевичу, как же еще.
Когда очередь у медпункта окончательно рассасывается, а у столиков регистрации сидят только те, кто приехал позже всех, Герман уже без всякого стеснения усаживается прямо на стол передо мной, одним размашистым движением сдвинув бумаги, и без спроса забирает бутылку минералки, залпом допивая остаток воды.
- Это была моя вода! – я сразу же возмущаюсь.
- Тебе для напарника воды жалко? Вот так и доверяй тебе, – наигранно вздыхает парень.
- Все заселились, места хватает?
- Вроде.
- Вроде? – я понимаю, что он не со зла, но жду от него серьёзного отношения к делу.
- Маш, все в порядке.
Мне это сейчас послышалось? Он впервые назвал меня просто по имени, без издевки в голосе и сарказма по поводу имени и отчества? Не Марией, не Марьей, а просто Машей? Кажется, я так долго и слишком подозрительно смотрю на него, что даже он сам смущается.
- Что? – он не понимает, почему я так смотрю, но и я не знаю, что ему сказать.
- Не забудь, что при детях нужно называть меня Марией Николаевной, – решаю не признаваться, что
