Новый год, проклятый новый год… С каких же пор он стал проклятым? Ведь когда-то и Женька, как все остальное человечество, очень даже любила этот праздник. Когда была еще молода не только телом, но и душою. Когда еще не знала всей боли предательства, когда не прочувствовала еще на собственной шкуре потери любимого, хоть и нерожденного еще существа. Ах, как наивна и легкомысленна она тогда была! С какой готовностью верила в сказку!
А потом… Сколько новогодних праздников было потом? Женя не могла подсчитать. Потому что не сразу стала так одинока, как оказалась сейчас. Потому что сначала рядом была мама, и нужно было искать компанию, где можно было бы отдохнуть от нее, вечно недовольной. Потом напроситься в компанию становилось все сложнее, потому что Женя была одна, и никто не желал видеть ее пресную физиономию за праздничным столом. А еще больше не хотели рисковать собственным счастье. И не только за собственных кавалеров опасались. Раз в народе поговаривают, что несчастье заразно, значит, недаром говорят, значит есть что-то такое, и значит, проявить искреннее сочувствие и участие в судьбе обделенного счастьем человека равнозначно тому, чтобы собственными руками поставить под угрозу собственное же благополучие.
Много, увы, много зим пролетело, много новогодних ночей довелось прореветь наедине с самой собой. До обидного много как для двадцатисемилетнего человека. Вот и этот год ничем, кроме цифрового обозначения, не отличался от предыдущих. Потому что и его Женя будет встречать в гордом одиночестве. Да вот только в гордом ли? Это ведь всего лишь фраза. А на самом деле ее одиночество совсем не гордое. Оно слезливое и сопливое до неприличия. Потому что праздничный макияж она из года в год накладывает сугубо на всякий случай, как будто к ней кто-то может зайти в гости, или наоборот, ее саму могут пригласить в последнюю минуту. И уже к одиннадцати часам вечера этот макияж непременно бывает неисправимо испорчен, потому что такого потока слез, такого слезотечения не выдержит даже самая стойкая тушь — если и не потечет, то уж как минимум ресницы собьются в кучку, наверное, опасаясь оказаться в таком же одиночестве, как и их хозяйка…
Мука. Мука адская, которую врагу не пожелаешь. Потому что на любой другой праздник можно пригласить приятелей к себе, не дождавшись ни от кого приглашения для себя самой. А вот в новый год… На новый год никого не дозовешься. В этот день, вернее, ночь, все иначе. Каждый хочет встречать этот праздник в кругу самых близких людей. Даже если собирается компания незамужних-неженатых молодых людей, то в ней приветствуются только пары. А одна барышня, к тому не последняя уродина, ровным счетом никому не нужна: того и гляди разобьет чью-то пару. И потому Женя даже не ждала, что в последнюю минуту произойдет чудо и в ее дверь позвонит счастливый случай, чтобы пусть не навсегда, а хотя бы на праздничную ночь подарить ей маленькое чудо…
Женя старательно украшала блюда, как будто кто-то смог бы оценить ее способности. Можно ведь было бы и вовсе не готовить, просто купить в ближайшем супермаркете грамм по двести разных салатиков, да и все. Но она каждый раз упорно готовилась по полной программе, все еще надеясь на чудо. Наивная. Уже готовы были салатики, уже готов был праздничный миндальный торт собственноручного приготовления, уже давным-давно застыло в холодильнике заливное из языка. Осталось заключительным аккордом нанести на лицо завершающим штрихом капельку румян, снять бигуди, уложить волосы понаряднее и со спокойной совестью ждать чуда. То есть заливаться слезами. Но тут раздался звонок в дверь. Слишком поздно для обычного визита. Но слишком рано, чтобы быть настоящим новогодним чудом. Слишком рано — на часах было всего около десяти часов вечера. Последнего вечера уходящего года.
На пороге стояла расстроенная Катя.
— Жень, — едва не плача, сказала она. — Погибаю!
— Что случилось? — испугалась Женя.
Катя и в самом деле выглядела весьма для нее необычно. Она ведь всегда была какая-то радостная, даже если повода для особой радости вроде и не было. Просто… Наверное, именно так выглядит оттиск счастья на лице благополучной женщины. Даже если говорила не про любимого мужа, не про ненаглядных своих оглоедиков, все равно светилась счастьем. Наверное, в глазах ее было что-то такое, что любому сразу становилось понятно — перед ним собственной персоной стоит самая счастливая женщина на свете. А теперь… Теперь в этих глазах застыла такая неизбывная тоска, такой смертельный страх, что Женя помимо воли впервые в жизни порадовалась собственной неустроенности. Что ж, даже в одиночестве есть положительные черты: не за кого бояться, а потому можно жить совершенно спокойно.
— Пойдем ко мне, — Катя стала настойчиво тянуть подругу за рукав. — Я ведь от двери отойти боюсь. Вдруг он все-таки позвонит…
— Да кто? — терялась в догадках Женя. — Что случилось-то?!
— Женька, миленькая, выручай! — взмолилась Катя. — Я сейчас умру! Пойдем ко мне, пожалуйста, пойдем!
Ну кто же откажет умирающему?
— Да, конечно, — немедленно согласилась Женя. — Подожди минутку, я сейчас, я мигом.
— Нет, — сказала Катя. — Я пойду, а то вдруг он позвонит. Я дверь не закрываю, можешь не звонить, так приходи. Только быстрее, ладно?
— Да, конечно, я мигом, — уверила ее Женя и скрылась за дверью.
Быстренько сняла бигуди, причесалась — эх, жаль, немножко не додержала, уже через час от праздничной укладки не останется и следа. Да Бог с ней, с той укладкой — кому она вообще нужна? Вот у Катьки какая-то беда стряслась — это уже серьезно.
Через пару минут она была уже у Кати. Женю поразила непривычная тишина. Не верещала маленькая Алинка, пытаясь отобрать у брата игрушечный автомат — и зачем только девочке автомат? Не возмущался ее наглостью Сережка. Не слышно было и нравоучений Игоря. Даже телевизор — и тот молчал. И это в такое-то время, когда буквально каждый канал показывал что-нибудь особенно праздничное!
— Кать, да что же случилось? — испугано спросила Женя.
И та вдруг совсем разревелась.
— Я не знаю! Женька, милая, я ничего не знаю! Только чует мое сердце — что-то случилось! Он ведь еще вчера должен был вернуться. А он не только не вернулся, а даже не позвонил. А я не знаю, что делать. Кому звонить, где его искать — в институте-то уже глухо, все по домам разбрелись. Надо было утром звонить, поднимать тревогу, а мне стыдно было. Подумают еще, что я за ним шпионю…
— Да кто он-то? — переспросила Женя. — Игорь? Ты про него говоришь?
— Ну а про кого же еще? — закричала Катя. — Про кого?! Кто мне еще нужен, кроме него?!
