Федор подумал, что некоторую правду лучше не говорить. Вырвался, так обрадовался, все на свете забыл. В спортзал походить, как ни странно время нашел… Тоненькая провинциалочка стала вдруг менее реальной, чем была год назад, пол года, месяц. Что-то нахлынуло, плотское, грубое. И он резвился, как животное. Когда, подчиняясь смутному порыву, взял трубку и набрал номер в Заранске, еще был таким. Узнал скверные новости — испытал нечто похожее на досаду. Посчитал, что должен проведать, хотя бы поговорить. Услышал ее тихое — «Да?» и земля под ногами покачнулось. Точно очнулся от дурмана. Каждый день свободы, но вдали от Арины показался ошибкой. Узнал от Басмача подробности и понял, что восхищается. И кем? Девочкой, которую звал с собой покататься по миру? Сколько их было? Девочек на месяц? Та шутливая игра, которую он вел с ней, пытаясь влюбить в себя, была сразу и прочно забыта. Федор принял детку всерьез. Такого с ним еще не было… Вот, опять, задумался старый пень. А она молчит. Скучает? Что еще за вздох?
Он перекатился набок, узкая щель между их кроватями была чисто теоретической. И жарко прошептал в маленькое ушко.
— Довольно политики. Жизнь гораздо интереснее.
— ?
— Пожалуйста. Не вырывайся. Поверь мне.
Взял ее запястье. И стал целовать. Так не целуют рук! Обжигающие волны прокатывались по всему телу Арины. Снова и снова. Ей чудилось, что нервы в кончиках пальцев обнажены, и когда горячий язык касался их, все тело отзывалось волшебной дрожью.
— Ты.
Прошептала она.
— Ты!
Он уточнил, на мгновение, оторвавшись от ее ладони.
— Что я?
Но она уже не могла говорить. Горло перехватило точно судорогой, тело выгнулось. Губы и язык Федора стали яростными. Затем вновь нежными, ласковыми. Напряжение отступило. Арина шумно выдохнула и расслабилась.
— Радуйся, что здесь соседка. И правая ножка не в порядке. Левая бы мне не помешала.
Он положил ее руку себе на грудь и легко поглаживал горящие пальцы.
— Понравилось?
Она не ответила, потянулась навстречу, губы встретились. Но Федор не дал себя увлечь. И поцелуй получился умиротворяющим.
— Спи, малышка. Буди, если что.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Федор тихо фыркнул.
— Вот это ночь, так ночь. Наедине с девушкой и целомудренно.
— И вовсе не наедине.
— Ну, почти. Все равно смешно. Спи, кому говорю!
Счастье дремало и мурлыкало в его сердце.
* * *
Она проснулась от его взгляда. Свеженький, умытый, выбритый Федор смотрел на нее. Арина ужаснулась. Потом из чувства протеста — ну и фиг, что помятая опухшая мордочка! Нарочно сморщилась. Пусть испугается и бежит отсюда без оглядки.
— Доброе утро, Рина. Ты плохо спала.
— Я плохо сплю последние двадцать восемь лет. Доброе утро, Федор. Доброе утро, Анна Ивановна.
— Сова.
— От жаворонка слышу.
— Я птица редкая и загадочная. Люблю засыпать, как сова, а просыпаться в пять, пол шестого.
— Мы с вами удивительно дополняем друг друга, Сэр. Я обожаю укладываться в десять, и вставать после одиннадцати.
— Доброе утро, молодежь.
Вмешалась в их перепалку соседка.
— Чай хотите?
— А какой?
Громко спросили странные гибриды совы и жаворонка. Одновременно и не сговариваясь.
— А хрен его знает.
Ответила соседка.
— Спасибо, не надо. Можем вас красным угостить.
— Это что еще за дрянь?
Федор налил в большую литровую кружку горячей воды, взял таз. Помогая Арине умываться, подавал зубную пасту, щетку, а потом еще и специальный эликсир.
— Попробуй, отличная штука.
Попутно он прочел вслух целую лекцию о чае. Сорта, разновидности, способы заварки и употребления. Анна Ивановна слушала его, преисполнившись почтительного внимания.
— Такой молодой и столько знаете.
— Пятый десяток уже разменял. Просто выгляжу так.
— Не может быть!
— Сорок три должно стукнуть.
— Не может быть!
— Увы.
Арина прервала их увлекательный диалог.
— Позови, пожалуйста, санитарку.
— В последний раз. Пора меня не стесняться. А то не видать тебе сюрприза.
Федор привык, что женщины выпрашивают подарки. И ждут их с нетерпением, но по лицу Арины понял — она забыла. Не притворяется, а именно — не помнит. Что бы это значило? Память плохая у девушки?
Какой еще сюрприз? Вяло подумала Арина. Вчерашний день воистину был полон драгоценных мгновений. Она решила, что позднее будет перебирать в памяти каждый поцелуй, ласковый жест, взгляд. И курить опиум воспоминаний.
Федор вышел несколько озадаченный. Позвал, как было велено, санитарку, поздоровался с медсестрами. Обаял их несколькими правильно поданными комплиментами. Перехватил дежурного врача. Попросил присутствовать на перевязке.
— Меня, человека непривычного, картина ужаснула. Я бы хотел услышать мнение специалиста.
— Завтра будет ваш палатный, спросите у него.
Федор навскидку оценил, к какому психологическому типу относится коренастый толстогубый человек. И ВЫСТРОИЛ короткую беседу по всем правилам науки общения. Задал несколько расслабляющих вопросов, получил на них ответ — «да». Четко скопировал позу и темп речи врача. Втерся в доверие. Расположил к себе.
— Конечно. Ум хорошо, а два лучше. Я подойду через часок. Как вас звать?
— Федор. Спасибо, Иван Сергеевич.
— Не за что.
Отпустив довольного собой хирурга, пребывающего после этой беседы в прекрасном расположении духа, Федор вернулся в палату. Уверенный, что его ждут — не дождутся. Арина лежала, закрыв глаза, слушала Тину Тернер и улыбалась. Цвет лица был менее серым, губы ярче. Собралась идти на поправку?
— Малышка, хочешь сюрприз?
— Смотря какой.
— Вот осторожная девочка.
— Нормальная перестраховщица.
Федор смотрел на ее вздрагивающие ресницы, на тени под глазами и синеву у висков. Досталось, крошке.
— Федор.
Глаза распахнулись, потемневшие, блестящие.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что проснусь, а тебя не будет. Не в смысле рядом, это я переживу. А… вообще. Понимаешь?
Он хорошо знал женщин. Иногда увлекался. Дважды любил, или верил, что любил. Но ничто и никогда не могло заставить его отступить от невидимой линии — курса, который он выбирал. Много раз он убеждался в своей правоте. Безопасно и умно — НИКОГДА НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ. Федор видел разбитые по глупости судьбы. И предпочитал учиться на чужих ошибках. Ему не доводилось обжигаться. Здоровый цинизм был его религией. Но голос Арины будил в нем маленького мальчика, который верил в чудеса и умел быть счастливым вопреки всему, без расчета, просто так.
