— Рина, можешь меня потрогать.
Он постарался свести все к шутке. Демонстративно полез в карман.
— Закрой глаза.
— Ты купил перстенек. С блестящим камушком.
В ее голосе была бесконечная тоска пророчицы, которая предвидит крушение мира. Она даже не спрашивала. Констатировала.
— Да.
Подтвердил он, чувствуя себя идиотом.
— Ты. Ты рядом. Я еще до конца не поверила в ЭТО! Зачем мне какое-то колечко?
— Женщин надо баловать. Я хотел тебя обрадовать.
Федор почти оправдывался. Красная коробочка в форме сердечка стала весить целую тонну.
— Я не хочу подарков.
— Малышка, ты меня обижаешь. Я старался тебе угодить.
— Извини. Извини, это… нервы.
— Давай примерим.
Прохладный тонкий ободок с маленьким изумрудом скользнул на палец.
— Велико.
Сказала Арина без всякого сожаления. И добавила.
— Не обижайся на меня. Видишь — не держится.
Легко взмахнула ладонью, колечко слетело на одеяло. Федор подобрал его, вернул в коробочку.
— За мое испорченное настроение ответишь по всей строгости.
Она не поддержала шутки. Прижалась лбом к его плечу и замерла ненадолго.
— Родионова. Перевязываться будем!
Вошла медсестра. С подносом, закрытым салфеткой невнятного цвета. Федор встал и пояснил.
— Только позовем Ивана Сергеевича. Он обещал присутствовать.
Медсестра с удивлением переспросила.
— Иван Сергеевич?
— Да. Он мне так представился.
— Хорошо. Я схожу за ним.
* * *
— Буду с вами откровенен. Дела хреновые. Нога не заживает.
— Что можно сделать?
— Ничего. Молиться.
— Где сумеют помочь?
Иван Сергеевич курил на площадке. Федор стоял рядом, слушал и думал. Примерно этого он и ожидал. Повторил сухо и веско.
— Где?
— В Германии, например!
Огрызнулся хирург.
— Как это решается?
— То есть?
— У кого есть телефоны клиник? Нужны ли бумаги из Минздрава?
Врач прикусил нижнюю губу.
— Это очень дорого! Очень!
Федор знал, что в голодной российской провинции даже сто долларов считают приличными деньгами. А уж если речь заходит о тысячах…
— С кем мне говорить?
— Не знаю. Правда, не знаю. Никогда с этим не сталкивался. Поговорите утром с заведующим.
* * *
— Алло, Вадим?
— Ты?! Ты?!
— Нет, шаловливое привидение. Мне нужно вылечить одного человека. Хорошо вылечить. Неудачно сломанная нога. Язвы. И так далее. Кудахтать после будем.
— Куда тебе перезвонить, майор?
Он продиктовал номер.
— Жди.
* * *
— Рина, у тебя есть международный паспорт?
— Нет. А зачем он мне?
— Блин горелый, лишняя беготня. Алло? Алло? Денис Сергеевич? Это Измайлов. Ага. Как дела? Ничего себе! Нет. Денис Сергеевич, я по делам завис в Заранске. Никого не знаю, вообще. Да. А мне срочно, одним-двумя днями надо тут паспорт человеку международный. На лечение поедем. Хорошо. Завтра в девять позвоню.
— Какой паспорт?
Вмешалась бледная после перевязки Арина.
— Твой.
— И?
— Тебе нога нужна?
— Да.
— Замечательно, тогда слушайся меня. И все будет так, как надо.
— Волшебник?
— А?
— Ты волшебник?
Она пыталась издеваться, мгновенно позабыв про свое решение быть пай-девочкой.
— Аут.
— Что?
— Злить меня нарочно — дохлый номер. Это я тебе на будущее даю бесплатный совет. Поняла?
Она покачала головой. Федор присел к ней, взял за руку.
— Рина, я старый манипулятор. Ты меня не переиграешь. Не надо даже начинать. И не дуйся. Глупо. Я хочу тебе помочь. Я помогу. А когда ты поправишься, мы будем обсуждать все эти милые женские штучки.
— Какие?
— Кто кого и на каких условиях победил. Покорил. Ясно?
— Свинство так говорить!
— Просто правда во всей ее неприглядности. Женщины и мужчины любят играть в эти игры. Использовать друг друга.
— Все?
— Подавляющее большинство. Весь мир театр! Все люди в нем — актеры.
— А ты?
— Пытаюсь быть режиссером, иногда зрителем. Бывает, вляпываюсь и играю в чужих пьесах. Человек есмь. Не совершенен.
— Свинство. Свинство все равно.
— Согласен. Но жизнь — такова. Бесполезно обсуждать правила. Ты уже на поле. В игре. Ты. Или тебя. Вот и все.
— Какой кошмар.
— Точно.
* * *
— Дед Махмуд. Я без тебя скучать стану.
— Ай-яй-яй.
— Сильно.
Старик слушал и улыбался.
— Будут спрашивать, кто ты мне, отвечай, дальний родственник. И живешь пока один потому, что я в отъезде. Кстати! Федор. У дедушки нет пенсии. И документов.
— Денег оставим. С документами потом разбираться будем, позже. Так. Сколько надо на месяц?
Старик не ответил. Перевел ласковый взгляд на Арину. И лукаво посоветовал.
— Ты не обижай Федора, он хороший. Грубый просто. И сама на него не обижайся.
Арина уточнила.
— Точно хороший?
— Очень.
Дед погладил ее по руке и встал.
— Пойду. Пора. Домой то заедете еще? Или сразу из больницы на вокзал?
— Сразу.
Ответил Федор.
— Нет.
Вмешалась Арина и объяснила.
— Вещи мне нужны. Или как?
Только что выслушавший тонкую отповедь Басмача, Федор решил не нарываться и не заявлять, что вещей у Арины наверняка нет, а так — третьесортный рыночный хлам. Который следует просто выкинуть.
— Хорошо, заедем. Завтра в обед.
— Я печенье испеку.
— И чак-чак. Мне понравился.
Федор с удивлением воззрился на старика.
— Печенье? Чак-чак?
Представил старика с поваренной книгой в руках. Басмач, колдующий у плиты?
— Евдокия Яковлевна привет просила передать. До свидания.
Он тихо вышел. И в палате стало меньше света. Даже Федор отметил.
— Славный дед. Хорошо с ним.
— Ты его обидел.
— Денег же надо оставить. Кстати, я не смыслю в Заранских реалиях. Сколько ему нужно на прокорм в месяц? Ста долларов хватит?
— Конечно. Только надо выдать их рублями. Как он будет обменивать валюту без документов?
Арина решила не говорить, что редкая пенсия достигает половины этой суммы.
— Отлично.
— А ты так много денег привез с собой?
— Нет. Но у меня есть карты. И счета в банках. Не волнуйся.
— Неужели мы завтра уезжаем?
Неделя лихорадочной спешки. Эвересты проблем, возникающие одна за другой. Бесконечное терпение Федора. Влюбленный в него персонал. И дело совсем не в купюрах, которые он вложил в некоторые карманы. Обаяние Федора действовало на женщин магнетически. Арина наблюдала, какие взгляды летят в его сторону, и комплексовала все сильнее. Самые свирепые медсестры таяли, начинали приходить на работу завитые и подкрашенные. Просто поголовная эпидемия. А чему удивляться? Незавидная женская доля. Тяжелый скверно оплачиваемый труд. Квартирный вопрос. Не умеющие содержать семью, озлобленные, пьющие мужики. Кошмар! И вдруг Настоящий Мужчина. Самим фактом своего существования демонстрирующий — Сказку! То есть возможность счастливого пребывания за ним, как за каменной стеной. Так ведь мужик еще и воспитанный. Обязательно скажет приятное. Похвалит. Само собой, никто в отделении не одобрял его выбор.
