— Ну, хорошо-хорошо, мы все сделаем так, как ты просишь. В этом номере твои рекомендации обязательно будут опубликованы.
— А кто даст на это разрешение?
— Я… посоветуюсь с Сэлли.
— Спасибо, Гай, — говорю я и одариваю его озорной улыбкой. — Это было бы замечательно.
В тот же день, но чуть позже, я захожу к Стюарту. Его берлогу не узнать. Тут уже нет ни пустых пивных банок, разбросанных по ковру, ни справочной литературы по пользованию компьютером. Не видно и коробок из-под пиццы. Чистая пепельница сверкает серебром, а коллекция «крошек с шикарными базуками», занимавшая раньше все стены, заметно поредела.
И вот еще что: запах. Вернее, если быть точной до конца, отсутствие запаха.
Такое положение дел может означать одно из трех:
1. Я по ошибке зашла в чужой дом.
2. То, что Стюарт начал пить пиво из стакана, явилось лишь первой ступенью на пути его перевоплощения в Мэри Поппинс.
3. Фиона ожила и снова стала сама собой.
Первый пункт можно исключить сразу, потому что я узнаю вид из окна (теперь почему-то чистого). Пункт второй почти невозможно принять, поскольку Стюарт просыпает полную ложку сахара (для только что налитого чая) мимо стакана на кухонный стол. Значит, действует пункт третий.
— Мне показалось, что здесь следует хоть немного навести порядок, — объясняет Фиона.
— Ты хорошо потрудилась, — хвалю я подругу.
Она благодарно улыбается.
— А это вам, девчонки. — Стю передает нам по чашке чаю, который приготовил самостоятельно. (Ну, это сильно сказано, тут потребовался всего лишь один пакетик на всех и немного кипятка.) И все равно он, хоть и случайно, но все же умудряется пролить чай из чашки Фионы на ее безупречно выстиранные и отглаженные джинсы.
— Ах ты, будь они прокляты, эти яйцеподобные яйца! — восклицает она к моему восхищению. Значит, к жизни возродилась все та же Фиона.
— Прости, сеструха, — тут же извиняется Стю.
— Все в порядке. Только будь, пожалуйста, поосторожней.
Стю обрушивает свой зад на диван рядом с сестрой.
— Я ему рассказала, — сообщает мне Фиона.
— О чем?
— О том, что съезжаю отсюда.
— Она мне и сама уже надоела, — шутит Стю. — Она тут все вверх дном перевернула.
— И я тоже съезжаю, — говорю я. — И уже успела сообщить об этом Джеки.
— И как она это восприняла?
— Примерно так, как ты и предполагала.
Фи понимающе кивает и ставит свою чашку на маленький журнальный столик.
— Значит, мы определенно сделаем это?
— Что именно?
— Найдем себе местечко, где будем жить вместе?
Я замолкаю на секунду, чтобы мои слова прозвучали убедительно:
— Согласна, если ты этого хочешь.
В ее глазах вспыхивает куражливый огонек, а губы расцветают в прекраснейшей улыбке:
— Когда мы начнем искать квартиру?
— Как насчет завтра?
— Значит, завтра.
— Я согласна на завтра.
Я смотрю на нее, выпрямившуюся и радостную, сидящую рядом со своим сгорбившимся братом, и мне так хочется защитить ее и оградить от всех неприятностей в мире. Но я понимаю, что это желание пришло ко мне с некоторым запозданием. Но я наверстаю. Я попытаюсь. Именно теперь я понимаю, что это еще не конец, но и не повторение прошлого. Это начало чего-то совершенно нового для нас обеих.
Чего-то прекрасного.
Чего-то реального.
Я поднимаюсь со своего места, я хочу поскорее вернуться к себе и начать упаковывать вещи. Стюарт неуклюже поправляет свои боксерские шорты, и мы с Фионой дружно хохочем над ним. А наши слова так и остаются висеть в воздухе, украшая его своим оптимизмом.
Значит, завтра.
Я согласна на завтра.
Остаток дня проходит настолько удачно, что я даже решаюсь позвонить родителям перед тем, как лечь спать. Правда, когда я набираю их номер моя joie de vivre[2] начинает улетучиваться. Дело в том, что в последнее время при общении с моей мамочкой я немного теряла душевное равновесие. Вы, наверное, это тоже успели заметить. На прошлой неделе мы с ней чуть не поссорились, как я теперь понимаю. А все из-за ситуации с моим бой-френдом. Вернее, из-за ее отсутствия.
Неважно. Лучше позвонить ей немедленно. Итак, сейчас десять часов. Они еще не спят.
Мама подходит к телефону, но она успела запыхаться.
— Я тебя побеспокоила? — начинаю тревожиться я.
— Нут… пф!.. Все… пф… прекрасно… Мы просто… пф… немного… рано прилегли.
— А, понятно. Ну, извини.
— Нет-нет, все в порядке. — Она постепенно восстанавливает дыхание. — Я все равно собиралась тебе позвонить.
— Правда?
— Да. Никогда не догадаешься, кого я сегодня встретила на улице.
В моей голове проносится список кандидатов, чье появление могло ее так изумить:
Неужели это Далай Лама?
Или Кофи Аннан?
Может быть, Мэрлин Мэнсон?
Бред и Дженнифер?
— Сдаюсь. Кто же это был?
Но имя, которое она произносит, потрясает меня больше, чем все перечисленные мною кандидатуры.
— Я встретила Дездемону.
Я чувствую, как невидимая камера наезжает на мое лицо, а вся комната начинает сжиматься. Совсем как у Джанет Лей в «Психопате» в той сцене, где она принимает душ.
Значит, Дездемона живет и процветает!
— М-м-м… Э-э-э…
Боже мой! Последний раз моя мама видела Дездемону, когда мы еще учились в школе. Это было лет десять назад. Мать, наверное, с трудом узнала ее.
— И что она тебе сказала?
Господи! Она могла сказать все, что угодно.
Она могла заявить моей маме, что я разрушила ее счастливую семейную жизнь и совратила ее жениха. Впрочем, она, возможно, именно так и оценивает нынешнюю ситуацию.
— Она сказала, что ее свадьба расстроилась. Но, наверное, ты и сама уже все знаешь, да?
— Гм, да. Она говорила об этом, когда мы с ней виделись в последний раз. М-м-м… примерно две недели назад. Но я, но я…
Я чувствую, что задыхаюсь. Мне необходимо покурить.
— Как бы там ни было, — перебивает мама, — она ничуть не переживает.
— Неужели?
— Да.
— Она еще что-нибудь тебе рассказывала?
— Нет. В общем, ничего. Но я все же познакомилась с ее новым приятелем. Между прочим, ты с ним сама когда-то встречалась.
Час от часу не легче! Я сразу представляю себе кошмарную сцену, когда моя мама наталкивается на Дездемону, разгуливающую под ручку с Люком в центре Дарема. Мне приходится собрать остаток сил, чтобы продолжать разговор и не рухнуть на пол.
— Алло! Ты меня слышишь?
— М-м-м… Да-да, слышу, конечно.
