её успокаивала, но в итоге к ней присоединилась. Бедный Глеб метался от будущей мачехи к жене. Только одну успокоит – другая плачет. Потом плюнул, обнял их и что-то шепнул, кажется, помогло, слёзы высохли, и мы всё поехали к нам домой. Кирилл как всегда удивил: стоило войти в холл, как приятный аромат роз стал наполнять мои лёгкие. Я зашла и ахнула: вся квартира украшена соответствующе событию, кругом разные композиции из белых роз и ещё каких-то цветов. Стол накрыт, и на нём цветы и свечи – романтика. Мы провели замечательно вечер в кругу дорогих сердцу людей. Жалко только, что Лизы и Юли не было, Аверин, гад, как всегда, отжёг. Поругали его дружно и продолжили наслаждаться вечером.
– Спасибо, что ты есть и боролся за нашу любовь.
Это были первые слова, когда вечером мы остались одни. Кирилл взял мои руки в свои и, поднеся к губам, поцеловал поочерёдно каждую, не забыв уделить внимание пальчику с обручальным кольцом.
– И тебе спасибо, что существуешь. Ты словно лучик света, озарила мою никчёмную жизнь. До тебя я не знал, что может замирать сердце от восторга, когда утром просыпаешься с любимой рядом. А ещё я обожаю смотреть, как ты кушаешь.
– Насчёт кушаешь. Я поправляться начала, даже целлюлит, кажется, появился.
Я растерялась и только рукой показа на бедро.
Даже не знаю, мне начинать комплексовать или ржать. Когда он принялся его целовать, говоря при этом всякие нежности, я покатилась со смеху.
– Ещё пока нет. Но к утру жду именно такой похвалы, можно ещё добавить «ты мой ненасытный жеребец» или «такое жаркого и обжигающе страстного секса у меня никогда не было».
И ведь так оно и случилось – к утру именно так я и сказала.
Глава 41
Ромка, словно старичок, стоял с опушёнными плечами у могилы матери. Слёз не было, но в глаза его застыла такая… тоска, что сердце разрывалось в клочья. Соня подошла и взяла его за руку, пытаясь хоть как-то подбодрить. Я тоже приблизился и дотронулся до его худенького плечика. Тот тяжко вздохнул и посмотрел на меня полными боли глазами.
– Хочешь побыть немного один?
Он проглотил ком в горле и чуть слышно произнёс:
– Если можно…
Мы отошли, Соня старалась выглядеть спокойной, но глаза выдавали – она на грани. Поток сдерживаемых слёз в любую минуту может прорваться наружу. Приобнял любимую и прижал к себе.
– Солнечная, держись, твои слёзы ему во вред.
– Знаю, – всё-таки всхлипнула она и уткнулась носом мне в грудь.
Прижимаю ещё крепче и, поглаживая по спине, пытаюсь хоть как-то успокоить. А у самого в душе кошки скребутся. Тяжело смотреть на горе мальца. Если бы я мог, то забрал себе его боль всю до капли. Но реальность сурова: каждый должен выпить свою горькую чашу до дна.
«Ничего, Ромка, и это пройдёт, пусть не бесследно, но боль притупится. Просто нужно время. И найти новые цели, чтобы твоё мрачное прошлое отступило и на горизонте забрезжил рассвет новых возможностей. Мы с Соней поможем тебе в этом, обещаю!»
Через минут пять к нам подошёл Рома, всё такой же мрачный. Я смотрел на него, и меня посетила мысль: «Никогда не видел его улыбки».
– Ты как? – беря его за руку, спросила Соня.
– Не знаю, как сказать…
И то верно, как он может описать словами всё то, что сейчас происходит у него на душе? Мальчонка не обладает нужным словарным запасом. Но нам не нужно, за него говорят полные боли глаза и походка старичка. Стоило нам сесть в машину и тронуться, он убил меня вопросом:
– Скажите, за что меня Боженька наказал? Я все дни думал, чем я его так разгневал… – И опять этот тяжёлый вздох, который отдаёт в моём сердце болью.
Наказал? От услышанного теперь уже и у меня предательский ком встал в горле. Крепче сжал руль, чтобы хоть как-то взять эмоции под контроль.
– С чего ты решил, что он тебя наказал? – осторожно начала Соня.
– Мой отчим говорил, что у плохих детей боженька забирает родителей на небо. Это наказание за грехи.
Уничтожу гниду!
– Я тебе уже говорила, что отчим – не тот человек, которого нужно слушать. Бог никого не наказывает, а даёт испытания, чтобы укрепить нашу душу. Но это не твой случай… – Она замолчала, тоже пытаясь справиться с эмоциями.
У Сони в глазах ярость, если бы ей сейчас попался отчим Ромки, моя женщина растерзала его, не раздумываясь.
– Почему? – робко спрашивает он.
– Скажи, что ты знаешь о Боге? – тут уже я влез, мне нужно было понять, какое у него представление о Всевышнем.
– Ну, он живёт на небе и наказывает всех плохих людей.
– Посмотри в окно… – Мальчик повернул голову и внимательно посмотрел на улицу. – Что ты там видишь?
– Деревья, траву, дома, людей и дорогу…
– Всё, что ты сейчас видишь – это и есть творения отца нашего. Даже дома – это результат его замысла, хотя люди построили их собственными руками. Он везде, а не на облачке. И он творец, а не палач, который только наказывает. Тем более уж тебя. И о маме не беспокойся, она сейчас в лучшем мире и всегда незримо будет с тобой рядом.
– Как же в лучшем мире, её же закопали, – попытался он оспорить мою теорию.
– Это всего лишь тело, воспринимай его как платье, которое со временем изнашивается, или… – замялся я, подбирая, как объяснить пацану, что иногда людей убивает, а сравнить это с порванным платьем – кощунство.
– Ломают, – помогает он.
– Верно. Вот тогда душа обретает свободу и возвращается домой. На земле, Ромка, мы только гости, настоящий наш дом далеко. Но прожить свою жизнь нужно достойно, чтобы не стыдно было её показать Богу.
– Ох… – тяжко он вдохнул.
– Ты чего так вздыхаешь?
– Да вот подумал, если в чём-то ошибусь, стыдно же будет перед Богом.
Повезло мне с сыном, у него есть совесть, значит, вырастет достойным человеком. В лепёшку разобьюсь, но помогу ему в этом.
– Все ошибаются, на то это и жизнь. Просто нужно извлекать из этого уроки и не повторять их вновь. Старайся делать так, чтобы самому не было стыдно за свои поступки. А мы тебе поможем, объясним, что плохо, а что хорошо. Ты, главное, не бойся спрашивать.
– Хорошо.
И опять тишина, которая бьёт по оголённым нервам.
– Ром, расскажи, как тебе в приюте? Не обижают? – уже Соня принялась отвлекать от невесёлых дум мальчика.
– Нет, не обижают. Всё нормально, кормят хорошо. Детей много, только несчастные они – я чувствую это. Да и спать приходится днём,
