пропасть.
— Спасибо тебе.
Он подошел к пакетам и протянул мне кофе со льдом и буррито.
— Теперь ешь… пока она не проснулась.
После того, как мы поели, Джастин подключил гирлянду на маленькой елочке к розетке в углу. В сложившихся обстоятельствах был максимально красивый Сочельник, который мы могли получить.
Когда Би наконец-то проснулась, случилось маленькое рождественское чудо: пока Джастин смотрел на нее, она улыбнулась. Впервые после того, как подавилась. О лучшем подарке мы не могли и мечтать.
— С Рождеством тебя, Пчелка, — произнес Джастин, и я почувствовала, как в воздухе разливается облегчение. Это была не первая ее улыбка, но безусловно самая важная. Для нас она значила, что с ней все будет хорошо.
Джастин включил на телефоне рождественские мелодии, и они играли, пока не стало совсем темно. Нам принесли две койки, которые мы поставили по бокам от кровати Би.
Было уже одиннадцать вечера. Джастин был измотан дорогой и задремал вместе с Би. Я же все никак не могла расслабиться, зная, что буду счастлива только тогда, когда мы вернемся домой.
Пока они спали, я достала телефон и открыла нашу с Джастином переписку, чтобы узнать, что я писала ему, пока ехала в скорой. Из-за стресса я напрочь забыла, что писала в тот страшный момент. И вот тогда я и заметила сообщение, которое пришло от него прошлой ночью. Сообщение, которое я пропустила из-за произошедшего с Би.
Мне не нравится ругаться с тобой. Я люблю тебя. В случае, если у тебя оставались сомнения.
Сообщение пришло около четырех утра. В то время, когда я проснулась, а Би начала задыхаться. Я думала, что проснулась случайно, но скорее всего это его сообщение прервало мой сон.
Я посмотрела на мирно спящего Джастина, и мое сердце словно взорвалось в груди. Не потому, что он наконец-то сказал те три слова, которые я хотела услышать. Это было другое осознание. Если бы не то сообщение, я бы не проснулась.
Не я спасла Би.
Ее спас Джастин.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Би выписали из больницы на Рождество. И узнав от врачей, что повреждения мозга официально исключены, мы были счастливы наконец-то забрать нашу детку домой. По дороге из Провиденса в Ньюпорт пошел снег, превратив день в настоящее снежное Рождество.
Джастин оставался с нами еще на два дня, а потом улетал в Лондон, откуда начиналась европейская часть их турне. Я дала себе слово не хандрить из-за его отъезда, ведь если бы не стечение обстоятельств, он все равно был бы сейчас далеко.
В Рождественскую ночь мы сели втроем около елки и помогли Би открыть подарки. Маленькую коробку, которую Джастин прислал нам по почте, я оставила на конец. Когда мы наконец добрались до нее, Джастин с волнением наблюдал за тем, как я разрываю бумагу и разворачиваю слои пузырчатой пленки.
Внутри была маленькая деревянная гитара, вертикально стоявшая на подставке. Ее дно открывалось, и там можно было хранить мелкие предметы. На грифе гитары сидела раскрашенная вручную черно-желтая пчелка. Она словно только что приземлилась на инструмент. Джастин взял у меня шкатулку и, вращая подставку, завел ее. Гитара начала медленно крутиться — под мелодию, которую я не узнала.
— У меня есть друг в Нью-Йорке, который делает музыкальные шкатулки, — сказал он. — Я попросил его сделать одну для нее. Пчелка отражает тот факт, что Би всегда со мной, где бы я ни был.
Тронутая до глубины души, я вслушалась в музыку, но после нескольких секунд так и не узнала ее.
— Что это за песня? Она такая красивая.
— Это мелодия, которую я сочиняю сейчас. Друг смог запрограммировать ее в шкатулку. Я, правда, еще работаю над словами.
— Здорово. Это самый продуманный подарок, который ты только мог ей подарить.
— Теперь я буду знать, что всегда нахожусь с нею рядом — даже когда я далеко. — Он перевел взгляд на Би, которая завороженно смотрела на вращающуюся гитару. Потом произнес: — Что можно подарить человеку в знак благодарности за все, чему он научил тебя… за все, что он тебе дал?
— Думаю, то, что ты назвался ее отцом, уже довольно весомый подарок. Это большая ответственность.
Он поцеловал Би в лобик.
Я улыбнулась им и задала вопрос, который интересовал меня с тех пор, как он вернулся домой.
— Скажи, что изменилось?
— Что ты имеешь в виду?
— До отъезда ты, кажется, не был уверен в том, какую роль будешь играть в ее жизни. Что изменилось?
Он некоторое время смотрел на музыкальную шкатулку, затем поднял взгляд на меня.
— Мои сомнения никогда не касались ее, а только того, достоин ли я ее любви. Я не хотел, чтобы она разочаровалась во мне. Но за время разлуки я понял, что она уже вросла в мою жизнь. Несмотря на все мои страхи, она уже была моей дочерью — во всех значимых смыслах. Я понял это ясно и четко.
Ранее я рассказала Джастину о том, как поняла, во сколько пришло его сообщение. Он отказался признать, что именно он спас ей жизнь, настаивая на том, что это сделала я. До этого момента я не акцентировала внимание на смысле его сообщения.
Я положила голову ему на плечо, радуясь тому, что он дома — пусть ему и предстояло снова уехать.
— Я люблю тебя, Джастин. Знаешь, я так зациклилась на том, что ты не сказал мне эти три слова. Для меня было важно услышать, как ты говоришь, что любишь меня. А когда ты наконец это сделал — в том сообщении, — это не стало неожиданностью, ведь в душе я уже знала. Ты научил меня, что любовь заключается не в словах, а в поступках. Ты показывал свою любовь в том, как смотрел на меня, как относился ко мне и, самое главное, в том, что как родную полюбил мою дочь.
Он наклонился поцеловать меня, затем произнес:
— Я вас обеих очень люблю. В ту ночь я понял, как глупо было не говорить тебе этих слов. Но если честно, признаваться казалось почти неестественным — я же влюбился в тебя не сейчас. Эта любовь жила во
