Его вытащили.
Скорая помощь провела СЛР.
Едем в больницу.
Мне страшно.
Телефон зазвонил через секунду. В Лос-Анджелесе сейчас было половина второго ночи.
— Амелия? — В голосе Джастина была дрожь. — Я получил твои сообщения. О господи. Как она?
— Я не знаю. Она в сознании и дышит. Но непонятно, есть ли еще повреждения.
— Ты видишь ее? Она с тобой?
— Да. На ней кислородная маска, но глазки открыты. Мне кажется, ей страшно.
Я услышала шорох, потом он сказал:
— Я вылечу первым же рейсом.
Я, все еще пребывая в шоке, молчала.
Его голос звучал словно издалека.
— Амелия? Ты там? Подожди немного, малыш. С ней все будет в порядке. Поверь.
— Хорошо, — прошептала я сквозь слезы.
— Куда ее везут?
— В детскую больницу Хасбро в Провиденсе.
— Как только что-то узнаешь, позвони мне.
— Хорошо.
— Будь сильной, Амелия. Пожалуйста.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Первые несколько часов, проведенные с Би в отделении интенсивной терапии, стали самыми мучительными, самыми страшными в моей жизни.
Би поставили капельницу и давали кислород. Врачи провели серию тестов, чтобы проверить, не появилось ли у нее внутренних повреждений и неврологических проблем. Остановка дыхания могла привести к травме мозга, которую не выявить сразу.
В ожидании результатов тестов я непрерывно молилась, прося Всевышнего избавить моего ребенка от необратимых травм. Би, измученная произошедшим, много спала, поэтому определить, как она себя чувствует, было трудно.
Однако она уже открывала глазки, и я понимала, что должна радоваться тому, что она жива и может дышать. Слава богу, что я проснулась в нужное время. Приди я минутой позже, все могло закончиться совсем по-другому. Я не могла даже думать об этом. За нами точно присматривал кто-то на небесах. До вердикта врачей нужно было сосредоточиться на позитиве — на том, что она осталась жива, — и продолжать молиться.
Уже наступило утро, а я все сидела около Би. Я не решалась даже отойти в туалет — из страха разминуться с врачом и не узнать новую информацию. В итоге добрая медсестра заставила меня сходить выпить воды и воспользоваться уборной рядом с постом. Она пообещала присмотреть за Би и заверила, что в мое отсутствие ничего не случится.
Когда я оказалась в уборной, из моих глаз хлынули слезы. Меня поглотило чувство вины. Если бы не дурацкий свитер и моя невнимательность, ничего этого не случилось бы. Как я могла не проверить кроватку, прежде чем класть туда дочь? Перед тем, как вернуться в палату, я заставила себя успокоиться и собраться. Нельзя, чтобы она почувствовала мой страх.
Когда я вернулась к постели Би, к нам заглянул врач.
— Мисс Пэйн…
С тяжестью в испуганном сердце я встала.
— Да?
— Мы только что получили результаты тестов. Внутренних травм нет, кроме небольших трещин ребер, которые зарастут сами. Ее неврологический профиль тоже выглядит нормально, но я хочу понаблюдать за ней еще день, прежде чем отпустить вас домой. Думаю, находиться в реанимации больше необходимости нет, так что мы переведем вас в обычную палату на одном из основных этажей.
Меня омыло чувство огромного облегчения.
— Доктор, спасибо. Спасибо. Я бы хотела обнять вас. Можно обнять вас? — Он кивнул, и я обняла его. — Огромное вам спасибо.
— Последствия могли быть очень серьезными. Такой исход мы наблюдаем достаточно часто. Младенцы давятся виноградом, хот-догом, деталями детских игрушек… Так что вам повезло.
Когда врач ушел, я написала Джастину.
Слава Богу! Врач говорит, что с ней все будет в порядке. Однако они хотят понаблюдать за ней хотя бы еще один день. Я так счастлива!
Ответа не последовало.
Нас перевели в другую палату на третьем этаже. Открыв глазки, Би недоуменно уставилась на панели люминесцентных ламп на потолке. Ее личико выглядело настороженным, а не счастливым, каким оно бывало обычно. Наверное, она недоумевала, какого черта ее сюда положили.
Мне разрешили брать ее на руки. А еще предложили ее покормить, хоть она и получала витамины и жидкость через капельницу. В последнее время я чаще давала ей смесь, чем молоко, но сейчас решила покормить ее грудью. Я знала, что это успокоит ее. Меня обрадовало то, что поела она без проблем, и во мне стала крепнуть уверенность, что с моей девочкой все будет в порядке.
Она поправится.
Когда я положила дочь на кровать, медсестра, которую звали Шелли, пришла проверить ее жизненные показатели. Я так сосредоточилась на том, что она делала, что не сразу заметила Джастина.
Он стоял в проеме двери, его грудь, пока он смотрел на Би на больничной кровати, тяжело вздымалась и опадала. Он пообещал прилететь, но потом на несколько часов замолчал, поэтому я не знала, смог ли он сесть на рейс. Его волосы были всклокочены, вокруг глаз залегла чернота, но несмотря на все это, он по-прежнему был бесконечно красивим.
Мое сердце подпрыгнуло.
— Джастин.
Он ничего не сказал и, не сводя взгляда с Би, медленно подошел к ее кровати. Похоже, то, какой слабенькой она выглядела, привело его в шок.
— Как она?
— Мы думаем, что все будет нормально. Ты не получил мои сообщения?
Не отрывая взгляда от Би, он покачал головой.
— Нет. Нет, я был в самолете, и у меня сел телефон. Я взял билет на первый же рейс из Лос-Анджелеса и поехал прямо сюда.
Шелли взглянула на него.
— Вы ее отец?
Джастин протянул руку и мягко потер щечку Би.
— Да.
Его ответ стал для меня шоком. Озноб пробрал мое тело, когда он поднял взгляд на меня и повторил:
— Да, я ее отец.
Когда Джастин снова перевел взгляд на Би, в его покрасневших глазах
