— Ты еще Маресьева [23] вспомни! — заорал Аксельрод, снова заводясь. — Послушай меня, Макар… Я не знаю, кому и что ты хочешь доказать, я не лезу в твою жизнь. Но мне совершенно очевидно, что это вызов. Глупый мальчишеский вызов! Тебе давно уже не восемнадцать, ты взрослый, почти тридцатилетний мужик, а ведешь себя как малолетка!
— А может, я хочу вернуться в то время, когда мне было восемнадцать, — серьезно сказал Макар. — Столько лет прожито зря…
Аксельрод покачал головой:
— Вернешься ли? Подумай, готов ли ты так рискнуть и поставить на кон все, что имеешь. А то ведь вместо возвращения можно наоборот все просрать.
Макар взглянул на него заинтересованно:
— А что у меня сейчас есть?
— Как что? — удивился Аксельрод. — Здоровье, профессия, успешная карьера, любовь зрителей…
Макар покачал головой.
— Да все это туфта, Семен Маркович. Суррогат жизни, суррогат карьеры. Я живу за кого-то другого уже много лет подряд, понимаете? Стал клоуном от безысходности, потому что не было других вариантов. Встречался с какими-то женщинами, потому что не мог быть с той, которую по-настоящему люблю. Да на хрена она вообще нужна — такая жизнь?! Прозябание. Я задолбался притворяться, что у меня все зашибись. Ну, сдохну — значит, сдохну. Но зато напоследок хоть немного поживу, дыша полной грудью. Не вполсилы.
Аксельрод снял очки и потер покрасневшую переносицу.
— Во-первых, надо сделать свежие снимки твоей спины. Я должен их посмотреть…
У Макара загорелись глаза:
— Так вы мне поможете?!
Доктор поморщился:
— Не гони коней, я пока еще и сам не знаю. Завтра прямо с утра приезжай на компьютерную томографию…
— А сегодня нельзя? — быстро переспросил Макар.
— Сегодня нельзя, — отчеканил Аксельрод, — Наш специалист только с завтрашнего дня на работу выходит. Ты и меня из дома выдернул в выходной, между прочим… Я, может, отоспаться хотел!..
Но Макар его уже почти не слушал. Он мог сейчас думать только об одном — как дожить до завтрашнего дня и не сойти с ума.
* * *
Аксельрод рассматривал снимки позвоночника Макара долго, въедливо и придирчиво. Вертел их так и сяк, приближал к глазам и снова откидывал голову назад, наклонял ее то к левому плечу, то к правому. Макар следил за ним, боясь даже дышать.
Наконец Аксельрод перевел на него серьезный взгляд. «Ну?! — подумал Макар в волнении. — Ну же!!!»
— Естественно, о том, чтобы работать на том же уровне, что и прежде, даже не мечтай, — строго сказал наконец тот.
Макар аж подпрыгнул на стуле:
— Но в принципе, в принципе — да? Скажите, да?!
Аксельрод пожевал губами, явно не одобряя самого себя.
— Забудь о том, чтобы работать в паре. Даже не принимая во внимание моральный аспект — ответственность за жизнь другого человека… тебе просто нельзя тянуть на себе еще и вес партнерши.
— Хорошо, конечно! — кивнул Макар, который жадно ловил каждое его слово.
— Ты должен максимально снизить нагрузку и заниматься на куда менее интенсивном уровне, чем… тогда.
— Я понимаю!
— Да не перебивай ты, — снова начал раздражаться Аксельрод. — Продолжай регулярно делать лечебные упражнения, которые тебе предписаны. При малейшем возникновении боли… повторяю — при малейшем! — сразу прекращай тренировку. Дальше… Самое главное, что тебе следует запомнить — не перетруждайся. Тренировки сократить по времени в два-три раза. Слышишь, что я говорю, Макар?! — Аксельрод повысил голос. — Не пе-ре-тру-жда-ться!
— Хорошо, Семен Маркович! — закивал Макар.
— Диапазон трюковых движений придется сузить. Еще побеседуй с физиотерапевтом, я велю ему набросать план для тебя, где все будет расписано по пунктам: что можно, что нельзя. И не геройствуй, я тебя прошу! Мальчишка! Укрепляй мышцы, но пусть в твоем номере будет задействована больше сила рук и ног, а не спины. Ну, тут уж я не специалист, ты и сам знаешь, как это осуществить в цирке…
— Я все продумаю, Семен Маркович! — пообещал Макар, чувствуя себя почти счастливым в этот момент. — Спасибо вам огромное!
Аксельрод снял очки и с силой провел ладонями по лицу — сверху вниз, словно мусульманин, совершающий намаз.
— За что «спасибо»… — он расстроенно покачал головой. — Преступником себя чувствую из-за того, что не остановил, не отговорил… может, ты меня потом сам проклинать будешь.
— Не буду, Семен Маркович!
— Да что ты заладил: Семен Маркович, Семен Маркович! — психанул тот. — Пошел вон отсюда… видеть тебя не могу, наглец.
Макар торопливо подхватил все свои заключения, снимки и бумажки, и направился к выходу, словно боялся, что Аксельрод вдруг передумает.
— Удачи тебе… сумасшедший, — прилетело ему в спину.
* * *
Макар не любил бывать на могиле отца.
Ощущение необратимости, невосполнимости потери наваливалось на него там так тяжело, что становилось трудно дышать, словно на грудь опускалась бетонная плита. В остальное время можно было думать, что отец просто куда-то уехал — надолго, но все-таки с надеждой на возвращение.
За все эти годы Макар приезжал на кладбище от силы пару раз. А теперь его вдруг потянуло туда с невыразимой силой…
Благодаря заслугам в области циркового искусства отец был похоронен на Троекуровском кладбище. Какая-никакая, а знаменитость, в последние несколько лет на его могилу даже водили экскурсии. Впрочем, в этот раз бог миловал — явившись на место, Макар не обнаружил там никого постороннего. Возможно, посетителей кладбища интересовали более «звездные» и популярные имена, а может быть, отпугнула погода — с утра было вьюжно, ударил мороз.
Макар долго вглядывался в фотографию отца на памятнике, кутаясь в подаренный Динкой шарф. Наверное, это было отчасти самовнушением или попросту ребячеством, но шарф казался ему самым теплым, мягким и удобным из всех, что он когда-либо носил. Он вспомнил, как смеялась над ним Динка: «Господи, ты хотя бы на людях его не надевай, позора не оберешься!», но было видно, что все-таки ей ужасно приятно.
Динка… Любая мысль о ней до сих пор отдавалась в душе острой болью, хотя теперь к ней примешивалась еще и робкая нотка надежды. А что, если не все потеряно? Что, если Динку действительно можно вернуть, самому вернувшись под купол?
Макар прекрасно понимал, что цепляется за соломинку. Все-таки это и в самом деле было детским садом — загадывать и торговаться с судьбой: дорогой боженька, если я буду примерным мальчиком, ты ведь исполнишь мое желание? Или нет, это скорее походило на дурацкие суеверия из серии тех, что мы сами придумываем для себя в детстве: если по дороге в школу мне встретится рыжий кот, то я получу пятерку по математике. Если я вернусь в воздушную гимнастику, Динка снова будет со мной. Точно-точно.
А если не будет… Макар старался не думать об этом, но оно как-то само думалось. Что ж, остаться с воздушной гимнастикой, но без Динки все равно было лучше, чем не иметь ни того, ни другого. Как в старом анекдоте про петуха и курицу: «не догоню — так согреюсь».
Макар задумчиво протер рукавом куртки припорошенный снегом памятник. Изображение отца стало четче, а выражение глаз словно сделалось еще более внимательным, абсолютно все понимающим… и совершенно живым. Макар сглотнул ком в горле.
— Пап, что мне делать, а? — спросил он тихо и растерянно. — Я пипец запутался. Так устал без нее, что уже не вывожу… И без воздуха тоже устал. Я не хочу больше работать внизу. Как ты думаешь, у меня получится?..
Макар на мгновение прикрыл глаза, воспроизводя в памяти наброски будущего номера. Он уже видел его в своем воображении, знал в общих чертах, в чем будет заключена основная идея и на чем выстроится хореографический и трюковой ряд.
Макар и музыку подобрал почти сразу. Поначалу хотел взять для номера мелодию «River Flows In You», так впечатлившую их с Динкой когда-то на концерте виолончелиста Макса Ионеску, но, поразмыслив, отказался от этой мысли. Слишком уж нежная мелодия, а ему было нужно что-то более надрывное и драматичное, чтобы выразить всю ту бурю эмоций, что бушевала внутри. Немного подумав, в итоге он остановился на композиции «Power» шведского певца Исака Данильсона, тоже неизменно ассоциирующейся у него с Динкой.
