об пол моей комнаты.
– Надо тебе где-нибудь найти поднос. Такой, на ножках, как в фильмах показывают, когда актер приносит актрисе завтрак, – рассуждала Катя пока я пытался неуклюже поесть и не пролить на себя горячий чай.
Есть не хотелось, но дети, вроде как, готовили – старались, а малой вовсе выклевал мозг, когда я сказал, что не голоден. Пришлось пихать в себя бутерброд и сладкий чай, в который малой насыпал сахара больше, чем налил кипятка.
– Да-да, – согласно закивала София и слегка прищурилась, когда из-за её дыхания поднялся горячий пар из кружки с чаем, которой она больше грела руки, нежели пила. – Я видела такой у нас в ТЦ. Завтра обязательно куплю.
– Не надо ничего покупать, – сказал я несколько ворчливо. Это кудахтанье вокруг меня и отношение как к недееспособному уже начинало раздражать. – Мне и так удобно есть. Со столика. Сейчас парни сделают мне костыли, и я вполне смогу сам передвигаться в кухню и обратно.
– Ну-ну, – хмыкнула София. – Посмотрим, как ты запоешь, когда поймешь, что нога под гипсом отекает. И не забывай ещё о том, что у тебя ушиблена рука. Так что первые дни, хочешь ты того или нет, но питаться тебе придётся в этой постели.
– Может, мне ещё и в туалет ходить в эту постель? – гневно посмотрел прямо в глаза цвета охры, над которым лишь слегка дернулись тонкие брови.
– Хозяин-барин, – развела она руками, наконец, отняв кружку с горячим чаем от подбородка.
Короткий контакт наших глаз не привел ни к чему. Я продолжал злиться и психовать, а София – сохраняла абсолютную непоколебимость и, словно забыв о коротком конфликте, общалась с детьми так, будто у них тут стихийный утренник.
– Мам? – подозрительно сладким голоском начал свой подкат малой. – А можно мы с Катей немного мультики посмотри? Одну серию!
– Только если Катя не против, – нарочито грозно ответила ему София, на что Сёмка мгновенно перевел молящий взгляд на мою дочь.
– Ты же не против, – не вопрос, а утверждение от малого.
– Не против, – цокнула Катя и, обтерев руки салфеткой, взяла мелкого, который уже стоял у выхода из комнаты, за протянутую руку и ушла вместе с ним в гостиную.
– Сёма бывает утомительным, – смущенно поджала София губы.
– Мягко сказано, – фыркнул я.
– Эй! – в лицо прилетела салфетка.
От неожиданности даже кружку до губ не донес. Так и застыл с вытянутыми.
– Не было бы у тебя гипса, я бы тебе двинула, – с долей иронии произнесла София. Встала со стула и ловко собрала все кружки и тарелки со столика. Салфеткой, которую забрала у меня обратно, стерла с столешницы крошки и вышла из комнаты.
Только тогда я отмер и, наконец, сообразил достойный взрослого мужика ответ, но слишком поздно и уже неактуально. Похоже, обезболивающие значительно тормозят мозговую деятельность.
В кухне зашумела вода, зазвенела посуда.
Все были заняты своими делами. Даже псы, тихо рыча, грызли друг друга где-то в районе прихожей. Один я, как кусок неприкаянного дерьма, полулежал в своей комнате и смотрел в стену напротив.
Даже опустевшую кружку никто не спешил у меня забрать.
Скорый звонок в дверь внес хоть какое-о разнообразие в моё существование и отвлек от боли.
В прихожей щелкнул замок, почти сразу послышались мужские голоса и один женский, им отвечающий, – София.
– Да симулирует он… – Генка слышался всё четче и громче.
– Надо проверить, – за шуршанием, похоже, пакетов послышался и голос Андрея, а затем последовали шаги к моей комнате.
Уже на пороге, едва меня увидел, Генка застыл как вкопанный и прикусил кулак, не моргая глядя на гипс во всю ногу.
– Йоо! – только и смог он выдохнуть, морщась так, будто это ему сейчас адски больно.
– А ты говоришь, симулирует, – хмыкнул Андрюха, показавшись из-за Генкиного плеча.
– Были сомнения? – спросил я и попытался поправить подушку, но лучше бы не двигался вовсе.
Кажется, некогда принятое обезболивающее начало значительно уступать своему антагонисту.
– Некоторые, – расплывчато ответил Гена и вошёл в комнату. С опаской приблизился к загипсованной ноге.
– А теперь?
– А теперь… – сказал Гена и осекся, когда мимо открытой комнаты прошла София. – …Я не смогу сформулировать без мата, – закончил он фразу, многозначительно намекая на присутствие рядом дамы.
– А пора бы уже научиться. Тебе давно за тридцать, – поучительно заявил Андрюха и осторожно коснулся торчащего из гипса большого пальца.
Отпустил, когда я резко втянул носом воздух.
– Мы сюда ехали, чтобы ты мне лекции читал, Рубашкин? Хорош, – возмущался тем временем Гена.
Стянул свитер и, бросив его на стул поверх моего пальто, приступил к сбору костылей.
***
– Надо примериться, Пашка. Мы с тобой почти одного роста, но одно дело рост, а другое – удобство передвижения на этих эмалированных штуках. Так что один хрен тебе придется встать.
Гена навис надо мной, придерживая в обеих руках собранные им костыли.
– Мне просто слегка поменять положение уже адски больно, а ты хочешь, чтобы я на этих штуках продефилировал.
– Тогда предлагаю скинуться и вместо эмалированных костылей купить эмалированный горшок или… – сделал вид, что крепко задумался Андрюха. – Какой у тебя вес, Паш?
– Нахрена тебе мой вес?
– Хочу знать, на сколько килограммов покупать подгузники.
– Да, – подхватил его плохую шутку Генка. – И ещё какие-то мази от пролежней нужно прикупить. Присыпку, опять же, к подгузникам, и крем пожирнее. Ну, соску и слюнявчик я тебе от своего младшего Пашки подгоню.
– Мрази, – шумно выдохнул и отвел взгляд в потолок под глумливые смешки друзей. – София ещё не вернулась с щенками с прогулки?
– Так она ж минут десять назад ушла только. Вряд ли те два скулящих комка так быстро справятся со своими делами.
– Ладно. Отведите меня в туалет. Ссать хочу.
– Ну, ежели барин просит, – подтрунивал Генка. – Вставай.
– Твою мать! – выругался я, когда сел. Стиснув зубы, стараясь игнорировать сочувствующие взгляды парней, стянул загипсованную ногу с
