трубку.
На третьем гудке она ее берет.
— Привет!
Похоже, она рада меня слышать. Удавка затягивается.
— Слышал, ты скучаешь по мне.
— Здесь странно скучно без властного русского, выкрикивающего мне приказы. Предлагаю тебе разобраться с этим.
— Тебе нравится, когда я отдаю тебе приказы.
— Только когда мы в постели.
Я представляю Натали с завязанными глазами и руками, сосущей мой член и покачивающей бедрами, когда я скольжу вибратором в ее мокрую киску и выхожу из нее, и почти издаю стон вслух от желания.
Мой голос падает.
— Готов отдать вам несколько приказов прямо сейчас. Ложись в постель.
Она смеется, затаив дыхание.
— Я бы так и сделала, но Слоан здесь. Это может быть неловко.
— Она вернулась из поездки.
— Ага. Она порвала со Ставросом… но ты, наверное, уже в курсе.
Я этого не знал, но теперь рад, что знаю. Все станет проще, если он не найдет денег для Макса.
— У тебя девичник?
— Мы заказали пиццу. Откупорили пару бутылок вина. Так что да, я думаю, это означает, что у нас будет девичник. Что ты собираешься делать сегодня вечером?
Я провожу рукой по волосам, откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. Мой голос мягок, я говорю:
— Жаль, что я не зарылся лицом между твоих сладких бедер.
Натали, должно быть, слышит тоску в моем тоне, всю тоску и отчаянную потребность, потому что ее голос становится обеспокоенным.
— Ты в порядке?
Я отвечаю честно.
— Нет.
Натали повышает голос.
— Что стряслось?
— Я кое-что оставил в Калифорнии.
— Что?
— Мое сердце, детка. Мое холодное, мертвое, никчемное сердце, которое даже не билось до того, как я встретил тебя.
Наступает пауза, затем Натали шепчет:
— Я влюблена в тебя.
Теперь я действительно издаю стон вслух.
Она только что выпустила стрелу мне прямо в грудь. Я, блядь, убит.
— Я не говорила этого, когда ты был здесь, потому что… ну, в основном потому, что ты мне так сказал. Требовательно, на самом деле. Ты же в курсе, как ты добиваешься…
— Повтори еще раз.
Ее смех мягкий и теплый.
— Видишь? Такой требовательный.
— Пожалуйста. Пожалуйста, повтори это еще раз.
Натали, должно быть, слышит боль в моем голосе, потому что весь смех и поддразнивание исчезают, когда она говорит дальше. Ее голос торжественен и тих.
— Я люблю тебя, Кейдж. Я люблю тебя. Безнадежно. Я думала, что раньше знала, что значит быть влюбленной, но до тебя я этого точно никогда не знала. Как будто свет гаснет, когда ты выходишь из дома. Как будто мои легкие работают только тогда, когда ты со мной. Вообще-то, я… немного растеряна. Я не знаю, как с этим справиться. Все, чего я хочу, - это быть с тобой все время… — После короткой паузы Натали снова берет трубку, в ее голосе слышится раскаяние. — Прости. Все дело в вине. Клянусь, я не хотела, чтобы это было так... так…
— Отлично, — рычу я, мое горло сжимается так же, как и грудь.
Это никогда не сработает.
Я не могу быть вдали от Натали. Я не могу сосредоточиться. В моей голове нет ничего, кроме Натали, когда она должна быть сосредоточена на всем остальном. Я веду своих людей на войну, и мне все равно, что произойдет.
Ничто больше для меня не имеет значения.
Кроме Натали.
Женщина, которая заплатит своей жизнью, если два наших мира когда-нибудь столкнутся.
Женщина, чья сладкая любовь превратится в жгучую ненависть, если она обнаружит, какой я двуличный.
Женщина, с которой я не могу жить, но и без которой я не могу жить.
На мгновение мы замолкаем, пока она мягко не произносит:
— Оно будет здесь, ждать тебя. Твое сердце, я имею в виду. Я позабочусь о нем, пока тебя не будет. Но ты должен сделать мне одолжение.
— Просто скажи.
— Ты должен позаботиться о моем, потому что ты взял его с собой, когда уходил.
Придя в себя, я бормочу:
— Я буду рядом, как только смогу. Повтори снова, что любишь меня.
Я слышу улыбку в голосе Натали, когда она отвечает.
— Я люблю тебя, властный человек. Теперь ты - моя жизнь. Возвращайся ко мне поскорее.
Я должен отключиться, не отвечая.
Просто не могу.
Потому что впервые с тех пор, как я был еще мальчишкой, я борюсь с тем, чтобы не расплакаться.
32
Нат
После той ночи проходит три дня, и я не получаю от него вестей. Я хочу позвонить, но продолжаю останавливать себя на середине набора его номера.
Кейдж идет на войну, сурово напоминаю я себе. Этот человек занят.
На четвертый день я получаю от него короткое сообщение: «Ты снилась мне прошлой ночью».
Когда я пишу ему ответное сообщение с вопросом, о чем был сон, Кейдж не отвечает.
К шестому дню я не перестаю думать.
Кейдж мертв. В него стреляли. Зарезали. Отравлен. Его схватила полиция или ФБР. Что-то пошло ужасно не так, и я никогда не узнаю, что именно, я просто останусь без ответов и без возможности узнать, что с ним случилось.
Это чувство до жути знакомо.
И все же я ничего не слышу.
И при этом все еще жду.
Занятия в школе снова начинаются. Преподавание - это долгожданное облегчение от мании, которая овладевает мной, когда я остаюсь дома одна. В середине второй недели отсутствия контакта с Кейджем я начинаю исступленно рисовать, производя за три дня больше работ, чем за весь год.
К середине января я сойду с ума.
— Просто позвони ему, детка. Это просто смешно.
Я в постели, разговариваю по телефону со Слоан. Сейчас десять часов вечера. Я знаю, что больше не засну, потому что не спала с тех пор, как он ушел.
— Мне уже слишком поздно звонить. В Нью-Йорке сейчас час ночи.
— Ты идиотка.
— Я не хочу его беспокоить. У него уйма дел.
— Ты круглая идиотка.
Я скулю:
— Почему он сам мне не позвонит? Я сказала ему, что люблю его, а он стал таким странным и больше не звонил мне с тех пор!
— Я знаю, ты на самом деле не веришь, что он не звонил тебе, потому что ты сказала ему, что любишь его.
Мой выдох представляет собой огромный, подавленный порыв воздуха.
— Нет. Я не верю.
— Так в чем
