вдруг крупно колотить, и она не могла сдержать стон. Тогда Маринка зажимала ей рот руками и, крепко зажмурившись от отчаяния, молилась...
Когда погоня ушла и снова воцарилась темнота и тишина, в которой так тревожно постанывала Катька, Маринка долго не решалась не то, что выбраться из укрытия, но даже просто пошевелиться.
– Марин... – слабо простонала Катька, – я, похоже, умираю, Марин...
– Ты что несёшь, Махонина? – сдерживая рыдания, обхватила Маринка её голову. – Наоборот, мы, кажется, спаслись!
– Живот... – шепнула Катька, и её снова затрясло.
Маринка, холодея, опустила руку, повела, чувствуя под пальцами мокрое, горячее и липкое пока не наткнулась на торчащий из Катькиного живота осколок чего-то...
– Больно, – прохрипела Катька. – Больно...
Маринка закусила губу и заревела. Нужно было срочно бежать за помощью, но там, наверху, наверняка всё ещё металась погоня.
– Кать, потерпи, Кать...
– Мы недалеко от Шпалопропитки... Станция такая, знаешь... Там... Там локомотивное депо есть, там должен быть телефон, Марин... Ты потом туда иди... – схватила вдруг её за руку: – Только не сейчас, Марин... Подожди... Я не хочу... Я боюсь... Одна... Умирать одна... Боюсь...
– Перестань, – прижалась к её щеке Маринка, – перестань, всё будет хорошо!
– Ты не уходи пока!
– Я никуда без тебя не уйду, Кать! Ты отдохни, и мы вместе пойдём...
– Спать хочу...
Маринка всхлипнула, сдерживая вой ужаса. Где-то в кино видела, а может, в книжках читала, что нельзя давать спать. Что если заснёт, то всё...
– Не спи, Кать! Давай поговорим! Ты когда в Китай поедешь, привези мне халат шёлковый, ладно?
Катька едва слышно усмехнулась. Маринку это ободрило.
– И научись там, у них, палочками есть, мне потом покажешь, как, ладно? Кир говорит, это не сложно!
– Кир... – застонала она, – он классный, Марин. Зря вы... зря расстались. Он... Тот раз, когда кулончик этот потерял... Я соврала тебе Марин... Я... – Застонала, отдышалась. – Я сама к нему в ту ночь пришла... Просто разделась и пришла... А он... – слова давались с трудом, она то и дело замолкала, борясь с одышкой.
– Кать, не надо, – гладя её щёки и лоб в испарине, шептала Маринка. – Не трать силы. Это всё не важно, Кать...
– Нет, погоди... Я пришла, а он... Он меня отшил, Марин. Клянусь тебе! Послал на хер! Ты... Ты зря с ним порвала. Верни его, он же классный, Марин...
– Вот давай, мы выберемся отсюда, и ты его себе возьмёшь, ладно?
– Ты дура, Иванова?... Нах... На хрена я ему?.. Так, чисто потрах...
Часто дыша, надолго замолчала.
– Кать... Кать! – всполошилась Маринка. – Кать не молчи!
Но она лишь стонала, а тело её начало мелко и не переставая дрожать.
– Кать, я сейчас вернусь! – решительно поднялась Маринка. – Я только помощь позову и вернусь, ты потерпи, ладно? Кать, потерпи...
Отчаянно прихрамывая и задыхаясь от спешки, ковыляла в сторону огней, надеясь, что это и есть локомотивка.
А когда её подхватили под руки какие-то мужики в оранжевых жилетках, и понеслись взволнованные крики: «Срочно скорую! Милицию!» из последних сил взбрыкнула:
– Нет! Не надо милицию! Пожалуйста, дайте мне самой позвонить... Папе... Дайте, я позвоню папе!
Едва забрезжил рассвет, Данила рванул в гараж. Там, в тайнике под полом, лежало кое-какое бабло на чёрный день.
Нет, он не считал этот день чёрным – просто новый этап, обнуление... Но в крови вот уже который час разливался адреналин, и одолевала непонятная тревожность.
Списывал это на ностальгию – всё-таки уезжал далеко и, пожалуй, навсегда: Рамза, конечно, не станет искать его по другим городам, но и Даниле обратно дороги уже не будет. А значит, детство, юность, пацаны, шалости, надежды, планы и вечная возня за место под солнцем – всё навсегда оставалось здесь! Родная школа, знакомые улицы, батина могила... Здесь же оставались и самые близкие – Кирей, тёть Ира. Да даже мать с дядей Серёгой.
Маринка?
Ну... И Маринка, да. Но с ней немного иначе – тут скорее даже хотелось свалить подальше, чтобы вырвать её из сердца с корнем. Поначалу, может, будет сложно, но всё пройдёт, забудется, и тоска отпустит. Со временем всё проходит. Но пока...
Нет-нет, а ловил себя на ощущении, что вся его нервозность в последние часы именно из-за Маринки. Не шла она из головы, тянула на себя, как будто он что-то забыл. Недосказал или недоделал...
Раздражался, гнал эти мысли. Чего уж тут недосказанного? Скоро уже месяц, как между ними всё стало предельно ясно.
Несмотря на ранний час, во дворе у Кирея уже кипела возня по хозяйству.
– Данюш? – увидев его, сразу всполошилась тётя Ира. – Ты чего в такую рань? Случилось что?
– Да нет, просто попрощаться зашёл. Уезжаю. Пока на год, а там видно будет.
– Вот тебе на... – стащила она с головы косынку. – А куда же ты?
– К другу. Да вы не переживайте, тёть Ир, всё нормально будет. – Улыбнулся слегка виновато. Вот уж не думал, что это будет так волнительно. Смущённо завертелся: – А... А Дядь Серёга в гараже, да? – и, не дожидаясь ответа, двинул по дорожке на звук электрического лобзика.
– Ну да, там, – растерянно ответила тётя Ира. – А Кирилл даже не знаю, встал уже, или нет... Ты сам загляни.
– Так он дома? – удивился Данила. – Уже?
– Так а где ему ещё...
Оставив растерянную тётю Иру во дворе, пошёл в дом.
Кирей не спал. Увидев Данилу особых эмоций не проявил, был как никогда молчалив и выглядел уставшим.
– Да у тебя, похода, бурная ночка выдалась? – глупо пошутил Данила. Эта тема травила душу, но почему-то так и тянуло возвращаться к ней снова и снова. Точно так же тянет обкусывать разбитую в драке губу – больно, но неудержимо. – Но что-то вы прям рано закруглились. А с другой стороны, чего вам... В Китае наверстаете.
Кирей усмехнулся.
– Ну да... Вот только я не еду в Китай.
– Вот те на! А Маринка?
– Маринка... – снова усмехнулся. – Маринка-малинка... А она оказалась с сюрпризом, братан.
– Не понял?
– Послала она меня, чего не понятного. Говорит, извиняй, я не готова.
Данила опешил.
– А... Случилось
