Он поднял руку.
— Отдайте его мне.
Мое тело среагировало быстрее, чем разум.
Словно в тумане, я протянула руку. Мои пальцы разжались, и сапфировая звезда упала ему в его ладонь.
Я оцепенела.
Умерла.
Два варианта.
Двое мужчин, чье существование я проклинала.
Двое мужчин, что пытались меня изнасиловать.
Одному из них это удалось.
Но это не было изнасилованием.
Это было по обоюдному согласию.
Это было желанно.
Он украл не только мое ожерелье, но и мою невинность и нравственность.
Как мне теперь жить дальше?
Как вообще смириться с тем, что он сделал?
Кто он?
Который из них?
Стьюи вцепился в улики гнусного преступления Пенна. Он не стал дожидаться дальнейших расспросов. И даже не поблагодарил меня за то, что я вернула ему вещь, по праву принадлежащую мне.
Сорвавшись с места, он исчез в серебристой толпе, оставив меня уничтоженной и потрясенной.
Правда оказалась очень изменчивой штукой. Я верила, что она мне необходима. Я умоляла, ругалась и требовала, чтобы мне ее рассказали. И теперь, когда я ее узнала…мне больше всего хотелось стереть то, чем она обернулась и найти другой вариант развития событий.
Я пребывала в такой эйфории, полагая, что Пенн — тот самый незнакомец, а теперь столкнулась со своим наихудшим кошмаром.
Пенн не был незнакомцем — парнем, который меня защитил, а потом поцеловал в парке.
Он был одним из грабителей, пытавшихся меня изнасиловать.
Мое имя они узнали из моего удостоверения личности.
Один из них меня нашел.
«Меня сейчас вырвет».
Глава тридцать пятая
Я побежала.
А как иначе?
Я не знала, что было хуже.
То, что он с такой легкостью лгал. Или то, что, несмотря на все его неблаговидные поступки, я верила, что в глубине души он хороший человек.
Как я могла так сильно ошибиться.
Пенн был вором, насильником, мошенником.
И он с успехом проделывал надо мной все свои манипуляции, которые только желал.
Он лгал с того момента, как вынудил меня сказать ему «да» в «Палмс Политикс». Те крохи правды, что, как мне казалось, мелькали в нем в моменты нежности, были полны проржавевшей, фальшивой искренностью.
О, Господи.
Как я могла такое допустить?
На глаза, обжигая неверием, навернулись горькие, словно уксус, слезы.
Такси мчалось по артериям города, унося меня прочь от Пенна и его империи лжи. Я не позвонила Дэвиду, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь из знакомых видел меня такой. Видел, как низко я пала.
Мои щеки все еще пылали от секса в лимузине. Платье помялось. Волосы спутались. Губы покраснели от приступа рвоты, одолевшего меня в гостиничной ванной, прежде чем я выскочила на улицу и поймала первое попавшееся такси.
Я не стала дожидаться, когда Пенн подтвердит слова Стьюи. Я не собиралась встречаться с ним, чтобы слушать новую ложь. Я никогда больше не смогу заниматься с ним сексом.
Я зажала рот ладонью, сдерживая очередной приступ тошноты.
Я с ним спала.
Кончала.
У меня… были… к нему чувства.
Горькие, словно уксус, слезы жгли мне внутренности, терзали сердце, проникали мне в кровь, пока не отравили все мое тело.
Мне хотелось только вернуться домой, смыть его прикосновения и уснуть, чтобы забыть, что я сделала и с кем.
Я не могла думать о том, кто такой Пенн.
Мой разум мог уместить это ужасающее умозаключение.
Это не правда.
Я не могу допустить, чтобы это происходило на самом деле.
Поездка длилась целую вечность, но, наконец, такси остановилось у моего дома. Я с трудом выбралась из машины, отказываясь думать о том, как объясню разрыв нашей помолвки. Как сообщу службе безопасности, что Пенну больше не разрешается переступать порог «Бэлль Элль». Почему добьюсь судебного запрета, если ему вздумается меня преследовать.
Как я скажу папе, что человек, которого он счёл достойным — успешный предприниматель, притворяющийся неисправимым романтиком — на самом деле просто умный мошенник?
Слава Богу, я так и не рассказала ему о том, что произошло той ночью в переулке. Слава небесам, я сохранила ограбление и почти изнасилование в тайне, потому что он выследил бы и убил Пенна за то, что он был одним из тех мужчин, которые пытались причинить мне боль.
«Мужчиной, который в конце концов получил желаемое».
Я подавила рыдание.
Мне оставалось винить лишь себя. Мне следовало тщательнее покопаться в его прошлом. И ни в коем случае ему не доверять.
Войдя в приватное фойе моего дома, я смахнула скатившуюся слезу и направилась к лифтам.
Двери немедленно открылись, и я шагнула внутрь. У меня сжалось сердце, когда я вспомнила, что даже Сейдж не будет рядом, чтобы, как обычно, развеять мои тревоги и зализать раны. Она была с папой. В целости и безопасности.
«Не то что я, чей мир только что взорвался».
Когда лифт поднял меня на нужный этаж, моя квартира внезапно показалась мне холодным, безжизненным пространством. Больше всего на свете мне хотелось поехать домой, в старый особняк, где папа отказывался убирать прежний мамин декор и постоянно жил в прошлом с разбитым сердцем.
Теперь меня ждет то же самое? Неужели после Пенна я больше никогда не полюблю? Неужели его ложь разрушила мое доверие к остальным мужчинам? Как я могла кому-нибудь сказать, что добровольно переспала с мужчиной, который пытался изнасиловать меня три года назад в грязном переулке?
Хватит.
Просто прекрати.
Я не могу…я больше не могу об этом думать.
Отперев дверь, я скинула туфли и направилась прямиком на свою белую кухню. Я специально не включала свет, чтобы насладиться видом города, мерцающего яркими огнями небоскребов. Переливающиеся всеми цветами здания, казалось, светились счастьем живущих в них семей. Словно насмехаясь надо мной своим успокаивающим сиянием.
Я их ненавидела.
Подойдя к кладовке, я достала бутылку вина, которое иногда использовала при приготовлении блюд.
Я никогда не пила. Но сегодня вечером очень многое произошло впервые, и нескольких глотков шампанского мне оказалось недостаточно.
Мне нужно было утопить все воспоминания, прежде чем они станут длительными воспоминаниями. Нужно было перезагрузить свою жизнь, чтобы завтра быть свободной.
Наклонив бутылку, я отхлебнула терпкого Шираза прямо из горлышка.
— Вау, никогда не думал, что доживу до этого дня.
Раздавшийся мужской голос привел меня в ужас.
Мигом проглотив полный рот вина, я развернулась к гостиной открытой планировки. На кожаном диване сидела мужская фигура.
Грег поцокал языком, качая головой.
— Жаль. Мне казалось, это я доведу тебя до алкоголизма, — усмехнулся он и встал. От его нарочитой медлительности разило катастрофой и опасностями.
Он холодно улыбнулся и откинул с лица темно-русые пряди.
— Привет, Элль. Тяжелая ночь? — Грег направился ко мне. — Надо было идти со мной, как я и предлагал.
Я застыла; бутылка вина стала не столько «жидкой дружбой», сколько тяжелым оружием.
— Грег, что ты делаешь в моей квартире?
Он пришел сюда не в первый раз. Грег бывал здесь на обедах и Днях рождения — даже на прошлый День благодарения, когда я по глупости пригласила гостей и сожгла индейку. Но он никогда не являлся ко мне один и уж тем более без приглашения.
— Как ты сюда попал?
Он склонил голову набок.
— Швейцар. Удобно быть в отношениях. Благодаря этому, мне удалось сделать то, что я ни за что бы не сделал будь мы незнакомцами.
«Что, например?»
Ступни ног вжались в кафельный пол, готовясь бежать, но я сделала над собой усилие и осталась стоять на месте. Мне нельзя было проявлять слабость. Это был мой дом. Мой.
