вонь, но я был рад ее близости.
— То, что мой отец сделал с тобой в детстве, ужасно, и я понимаю твою ненависть. Прощение требует времени. Я просто прошу тебя попытаться преодолеть свой гнев.
Я не был уверен, что это вариант, ни для Луки, ни для меня.
— Что насчет тебя? Сколько времени тебе потребуется, чтобы простить меня?
— Я прощаю тебя, — тихо сказала она.
— Прощаешь?
— Но я еще не доверяю тебе полностью. Я не могу, не после, случившегося.
— Если ты мне не доверяешь, то твой отец точно не будет. — я криво усмехнулся. — Тогда это все-таки прощание.
— Нет, — твердо сказала она. Она пристально посмотрела на меня своими преследующими голубыми глазами. Глазами, заставляющими меня хотеть верить в невозможное. — Я ему не говорила. Это касается только нас с тобой. Я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Теперь тебе решать, хочешь ли ты этого тоже.
Я не хотел ее терять.
— Прощать твоего отца это пытка, — я пробормотал, и на лице Марселлы промелькнуло разочарование. — Но я с радостью пострадаю ради тебя. Я собираюсь доказать тебе свою преданность миллион раз, если придется, Белоснежка. Я заслужу твое доверие. Я истеку кровью ради тебя. Я убью ради тебя. Я сделаю все, что угодно, пока ты мне абсолютно не доверишься.
— Абсолютное доверие редкая вещь.
Мне ничего так не хотелось, как поцеловать ее, но я мог представить, как мерзко я выглядел.
— То, что у нас есть, тоже редкая вещь.
— Чтобы завоевать мое доверие, тебе придется помириться с моим отцом, с моей семьей. Тебе придется избавиться от своей жажды мести. Ты должен быть на стороне моего отца, потому что я на его стороне, и это не изменится. Ты действительно можешь это сделать?
— Ради тебя, да.
Я был готов попробовать. Я не был уверен, что у меня получится.
Вернулся Амо, критически оглядывая нас. Он действительно нес поднос с едой и водой, хотя я с опаской относился к содержимому.
— Пора возвращаться домой, — сказал он.
Марселла медленно кивнула, но не двинулась с места.
— Ты выглядишь на миллион долларов, — я пробормотал.
— Больше, чем ты можешь себе позволить, — прорычал Амо.
— Амо, — прошипела Марселла, прежде чем вновь повернуться ко мне. — Прими правильное решение.
Она повернулась, каждый шаг был полон элегантности, и ушла. Амо покачал головой, прежде чем тоже уйти, и захлопнул дверь.
— Если бы я только знал, какое решение правильное.
Прошел еще один день, в течение которого мне приносили еду и воду. Несмотря на мое беспокойство, что они плюнут в мою провизию, я был слишком голоден и хотел пить, чтобы быть привередливым. Мои мысли становились все более и более запутанными.
Когда Лука открыл дверь в следующий раз, выражение его лица ничего не выдало.
— Что теперь? — я спросил.
— Я тебе не доверяю. Но я доверяю своей дочери, и она хочет твоей свободы.
Я оживился. Я не мог поверить, что Марселла действительно убедила своего старика.
— Должен сказать, я удивлен.
Губы Луки сжались в тонкую линию.
— Я все еще верю, что ты заслуживаешь смерти за, сделанное, но страдала Марселла, и это ее решение.
Я встал.
— Ты действительно собираешься отпустить меня? Как это должно работать? Что насчет твоих солдат, разве они не разозлятся, что ты освободил их врага?
— Если бы ты убил одного из моих солдат во время боя, я бы лишил тебя жизни, что бы ни говорила Марселла, но ты этого не сделал. Ты даже убил другого байкера. Мои люди хотят, чтобы Фамилья была сильной, и если я скажу им, что то, что ты на нашей стороне, делает нас сильнее, они в конце концов привыкнут к тебе.
— Сомневаюсь, — пробормотал я.
В последние несколько лет ссоры между нашим мотоклубом и Фамильей становились все более кошмарными. Между нами было слишком много вражды. Потребуются годы, чтобы преодолеть это, если у нас вообще получится.
Лука прищурил глаза.
— Марселла сказала, что ты готов сотрудничать, набирать байкеров, готовых работать с нами, и устранять тех, кто все еще представляет опасность для Марселлы.
— Все верно. Но я чертовски уверен, что не собираюсь давать тебе клятву, Витиелло. Я делаю это ради Марселлы, но у меня все еще есть моя гордость.
— Ты действительно думаешь, что в состоянии вести переговоры?
Я встретил его пристальный взгляд прямо.
— Если тебя это не устраивает, убей меня. Я люблю твою дочь. Мужчина, которого она встретила и в которого влюбилась, обладает твердостью характера и гордостью. Я не стану кем-то другим, поэтому ты решил меня пощадить. Я буду работать с тобой, а не ради тебя, и буду делать это с радостью, потому что это укрепит позиции Марселлы в Фамилье. На этом все. Если тебе это не нравится, немедленно всади мне пулю в голову и избавь нас обоих от болтовни.
Лука кивнул. Может, он просто согласился покончить со мной. Этого мужчину невозможно прочесть.
— Ты не трус. И мне плевать, как ты это называешь, пока ты не сделаешь ничего, что повредит Фамилье, а особенно Марселле. Мне даже плевать, имеется ли у тебя свой побочный бизнес, если это не мешает моему бизнесу. Фамилья зарабатывает достаточно денег, чтобы немного сэкономить.
Я стиснул зубы от его снисходительного тона, даже если был рад, что он предоставил мне такую возможность. Я бы все равно попытался заработать деньги на старых контактах. Я не собирался принимать зарплату Витиелло.
— Ты не был так любезен, когда дело дошло до «Тартара», пытающегося продать наркотики и оружие на твоей территории.
— Твой клуб наводнил мои клубы и улицы дерьмовыми наркотиками, даже притворяясь, что это дрянь Фамильи. Не говоря уже о том, что вы пытались вмешаться в мой бизнес и сожгли один из моих складов. — он замолчал, свирепо глядя на нее. — Возможно, ты не помнишь, но, когда твой отец был президентом отделения Джерси, твой клуб все еще занимался торговлей людьми в сексуальных целях. Полиция выловила из Гудзона несколько мертвых проституток и начала задавать мне вопросы. Я предупреждал твоего отца, чтобы он прекратил это дерьмо, но он пытался финансировать свое оружие с помощью секс-рабынь.
Эрл упоминал что-то в этом роде. В то время главное отделение в Техасе все еще занималось торговлей людьми в сексуальных целях, но в конце концов они получили слишком много тепла от Русских и Мексиканцев, поэтому прекратили. К счастью, это произошло за много лет до того, как я стал частью клуба.
— Не притворяйся,