Но что делать дальше — ума не приложу. В нашем с Данте варианте развития событий не было плана В, в котором события разворачивались бы так, как это случилось в реальности. Поэтому, я не придумала ничего лучше, чем до возвращения держать Наратова на на орбите Рины. На всякий случай. Вдруг, меня осенит блестящим решением? Или судьба снова неожиданно раскинет карты, подкинув выход?
Еще раз оценив свой вид — с синяками под глазами после предыдущей бессонной ночи (пришлось откачивать Андрея после его очередного пьяного загула) — пощипываю щеки, возвращая румянец, и выхожу.
Смуглый красавчик никуда не делся.
Надо же, какое похвальное упорство.
— Все в порядке? — интересуется он, глядя на меня так, будто я просидела в туалете по меньшей мере час.
— Да, все окей. Я использовала освежитель и влажные салфетки. Бактериологическая угроза отменяется.
Пользуясь случаем, оцениваю его пальцы на предмет обручального кольца. Оно есть, на левой руке. И мужчина тут же понимает, что его спалили. Морщит нос, как будто собирается чихнуть.
— А в кошельке, наверное, фото парочки милых детишек, — озвучиваю другое свое предположение, пока он неловко, как бы стесняясь, прячет руку в карман брюк.
Это окончательно убивает остатки моего и без того скудного интереса.
«Всегда держи удар».
Еще одно правило жизни от Данте, которое этому загорелому Казанове даже и не снилось.
— Может… номер телефона? — спрашивает в спину, но я, ни секунды не колеблясь, показываю ему средний палец.
При виде меня, Андрей быстро гасит экран телефона.
— Сергей приглашает на осетра, — говорит он, с таким видом, как будто это какая-то диковинная рыба, которая водится исключительно личном фонтане Наратова.
— И? — подпираю щеку кулаком.
— Через неделю.
— Нас?
Он отмалчивается, и приходится повторить вопрос с нажимом.
— Да, блять! — громким шепотом плюется Андрей. — Меня с женой!
Его истерика хоть как-то разбавляет скуку и серость многочасового перелета.
— Очень хорошо. Рыбу я люблю.
— Это мой, блять, друг! — Андрей неистово тычет себя пальцем в грудь, как будто у слова «мой» могут быть какие-то другие значения. — Ты можешь не лезть хотя бы в мою личную жизнь?! Или тебе обязательно испоганить все, что мне дорого?!
— Ты привлекаешь слишком много внимания, — охлаждаю его негодование. — Ведешь себя как баба. Я понимаю, что некоторые мужчина называются мужчинами только по факту наличия члена между ног, но совсем не обязательно выставлять свою трепетную натуру на всеобщее обозрение.
Андрей нервно облизывает губы, долго возится, прежде чем устроиться в кресле. Потом еще столько же сопит, как избалованный ребенок, которому отказали в покупке сотой по счету игрушке. А потом начинает хныкать.
— Ты же можешь отказаться. Ну, блин!
— Могу, но не хочу. — Беру в руки книгу, раскрываю наугад, пытаясь вернуться к чтению.
— Просто позвони его жене, скажи, что тебе плохо после перелета, что отравилась морепродуктами и…
— Не вижу ни единой причины, почему бы я должна так поступить. — Отгораживаюсь от него книгой.
— Я не хочу… быть там… с тобой. Там же мои друзья… блять… черт.
Убираю книгу, наползаю на Андрея, почти упираясь носом в его нос.
— Заплачешь — и я останусь дома. Ну что, как тебе бартер?
Естественно, я не собираюсь держать слово даже если он обрыдается в луже собственных соплей. Андрей заслужил каждую мою издевку. А с учетом всего, что он натворил — я еще очень лояльно взымаю проценты.
— Ты серьезно? — Он отклоняется от меня, как от чумы.
— Абсолютно. Так заплачешь или нет?
Он трясет подбородком, но все-таки не сдается и в последний момент, когда я почти вижу в его глазах слезы — отворачивается и снова от души меня посылает. Ну и ладно. Что и требовалось доказать. Но справедливости ради — если бы он так отчаянно, из последних сил не сопротивлялся, я бы уже давно загнала его под плинтус.
Наш самолет приземляется в половине третьего ночи. Нас уже ждет машина, роскошный новый двухэтажный дом за чертой города и все «прелести» совместной жизни. Неудивительно, что чем ближе мы к новому дому — тем сильнее моего муженька кроет паника. Когда заезжаем за ворота, на широкий, как баскетбольное поле, двор, на Андрея жалко смотреть. Я секунду колеблюсь между желанием врезать ему парочку отрезвляющих пощечин или погладить по голове, и выбираю третье — молча выхожу из машины, отдаю водителю указания занести наши вещи в гостиную и иду в дом. А Андрей, если ему так хочется, пусть и дальше сучит ножками — в конце концов, хотя бы это у него неплохо получается.
Завольский-старший не поскупился — первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я переступаю порог роскошной гостиной, в которой еще почти нет мебели, но уже сделала вся отделка, а на столе в центре зала стоит ваза со свежими цветами, фрукты, закуски и ведерко со льдом, в который воткнута перевязанная бантом бутылка Арман де Бриньяк. Я с наслаждением вытаскиваю себя из теплой одежды, остаюсь в одном белье. Потягиваюсь до приятного хруста в суставах. Беру бутылку как раз в ту минуту, когда, наконец, заходит Андрей.
— Водителя отпустил? — на всякий случай уточняю я.
— Угу.
Он старательно отводит взгляд, как будто посмотреть на собственную жену в трусах и лифчике равносильно одновременному нарушению всех заповедей.
— Откроешь? — протягиваю ему игристое, но Андрей уже на лестнице и скрывается на втором этаже, сказав все, что обо мне думает одним единственным хлопком дверью, дополненным лязгом защелки. — Ну и хрен с тобой.
Я легко справляюсь с пробкой. Нарочно громко открываю шампанское, и наполняю бокал до краев, чтобы пена эффектно выплескивалась через край. Пью до дна, хоть на вкус это просто какой-то невыносимый «сухарь», от которого сводит зубы. Делаю фото и с припиской «Спасибо за все, Юрий Степанович!» отправляю Завольскому. Эта падкая на лесть свинья обязательно оценит подхалимаж.
А потом усаживаюсь на второй из двух единственных предметов мебели — диван, на котором с легкостью разместятся четверо человек.
У моей новой замужней жизни весьма странный вид, если судить по абсолютно пустой комнате и точно отвратительный вкус, как у этого шампанского, хотя она, так же, как и этот эксклюзивный напиток, стоит очень дорого. Не зря я не люблю алкогольные напитки — они все на вкус как «букет» последствий всех неправильно принятых решений в жизни, и от них так же обязательно будет болеть голова.
Я нахожу в сумке свой второй телефон, впервые за двое суток захожу в мессенджер, где у меня переписка с Сергеем. От него несколько сообщений, в которых он сначала хвастается, что в его грандиозных замыслах все идет по плану и первые плоды будут уже совсем скоро, а потом пишет, что, возможно, из-за этого будет не очень на связи в выходные. Закатываю глаза. Ну да, я как раз в курсе его настоящих планов на выходные, и его очередное вранье только еще больше злит. Хочется плюнуть на все, скинуть ему пару фото со свадьбы, на которых он запечатлен вместе с женой, и сказать все, что я о нем действительно думаю.
— Тварь, мразь и подлый предатель, — шепчу в экран телефона, на котором развернуто фото Наратова из нашей переписки. Это — одно из последних, присланное в ответ на селфи «Рины» на фоне кучи фотореквезита. Сергей осмелел настолько, что начала присылать мне фото из рабочего кабинета.
Ну и что мне делать с этим подарком?
Я беру шампанское, шлепаю босыми ногами до кухни и без сожаления выливаю все в раковину. Вместо этого чай на скорую руку — в тумбе над рабочей поверхностью есть несколько банок на выбор, пачка кофе и подключенная рожковая кофеварка на две чашки. Пока заваривается чай, пишу Сергею, что мой плотный рабочий график почти закончен и теперь у меня будет пара дней просто погулять по Лондону и забить одну из карт памяти фотографиями для себя. Хвалю его успехи, с припиской «еще бы я понимала, о чем идет речь». Он нарочно темнит, так что одно из двух — либо просто накидывает пуху, как делал и раньше, либо речь идет о действительно солидном куше… незаконном, скорее всего. Иначе, к чему так темнить? Я все равно ничего о нем не знаю, даже если бы была агентом налоговой под прикрытием. Сажусь на столешницу, занимаю позу, в которой акцент будет на моей груди в полупрозрачном расшитом белье, делаю пару селфи без лица, скидываю Сергею и откладываю телефон.
