Заманчивое предложение - Джесса Уайлдер

Все эпизоды, связанные с выживанием, учили меня не садиться в машину. Что ничего хорошего во втором месте не бывает, поэтому я делаю то, что кажется мне безумием, и бегу.

Я успеваю сделать всего три шага, как крепкая рука обхватывает мой живот, и от силы удара у меня перехватывает дыхание. Я пытаюсь набрать воздух в легкие, как вдруг мне затыкают рот тканью.

Мир становится черным.

Мое тело раскачивается, словно на волне, и от этого движения рот наполняется слюной, когда я пытаюсь удержать свой и без того скрученный желудок. Сквозь ослепляющую головную боль пробивается визг тормозов. Мир вокруг меня медленно проясняется, но все происходящее не имеет никакого смысла. Последнее, что я помню, — это как я шла на встречу с девушками.

Нет… последнее, что я помню, — это слишком широкая улыбка и глубокие черные волосы. Черт.

Страх пронзает меня, и я изо всех сил стараюсь дышать ровно. Меньше всего мне сейчас нужно, чтобы они поняли, что я не сплю.

Я протискиваюсь сквозь боль в голове и пытаюсь сориентироваться. Я лежу на чем-то твердом, но оно не холодное, как металл. Скорее, это металл, покрытый какой-то колючей тканью. Слезы застилают глаза, и я понимаю, что нахожусь в задней части фургона.

— Проснись, — говорит глубокий голос и сопровождает это ударом по грудине.

Воздух вырывается из моих легких, и я задыхаюсь, пытаясь вдохнуть, и кашляю, пока кислота не заполняет мой рот.

— Ты очнулась. Хорошо, — говорит мужчина, ногой переворачивая меня на спину. Сзади нет окон, поэтому свет проникает только через лобовое стекло, придавая всему приглушенный серый оттенок.

— Пошел ты.

Я выплевываю желчь, скопившуюся у меня во рту, в его сторону, получая еще один пинок.

Он ждет, пока я приду в себя, чтобы заговорить снова. — Ты меня помнишь?

Я осматриваю его лицо, ища узнавание в каждой детали, и осознание этого поражает меня сильнее, чем любой пинок. Энтони Риччи смотрит на меня с ненавистью в глазах, словно я отвратительная букашка, которую ему не терпится раздавить.

— Ты не думала, что он мне скажет? Томас был моим любимым кузеном, в конце концов. Конечно, он рассказал мне все о своей бывшей шлюхе, которая ходила вокруг да около, как гребаная дразнилка.

Энтони улыбается, и это самая садистская улыбка, которую я когда-либо видела. От него исходит гордость, от которой у меня сводит живот.

— Он преподал тебе урок, не так ли? Он рассказал тебе о том, что бывает с маленькими неважными шлюшками, которые постоянно дразнятся. Скажи мне, как ты оказалась с Деймоном? Хм? Ты раздвинула для него эти красивые ножки? Ты отдалась ему, как гребаная шлюха?

Я открываю рот, чтобы назвать его мудаком, сказать, чтобы он отвалил, а его кузен заслужил все, что получил, но ничего не выходит.

— Нечего сказать? Страх сделает это с тобой. Ужасно, не правда ли? Когда ты беспомощна?

Я сжимаю браслет — единственное, что меня поддерживает. Они еще не заметили, что я пропала, так что все, что мне остается, — это оставаться в живых. Деймон придет. Он обещал.

Нежные пальчики хватают меня за запястье и пытаются притянуть к себе. Я крепко прижимаю его к груди, прижимая к себе другой рукой.

Потерявшаяся девушка с улицы улыбается мне сладкой, болезненной улыбкой. Вся надежда на то, что она позвонит в полицию, улетучивается с осознанием того, что она меня подставила.

Ее ногти впиваются в мое запястье, и теплая жидкость стекает по кулаку, но я не отпускаю руку, зная, что это мой последний спасательный круг.

Прохладный металл упирается мне в лоб, привлекая мое внимание, и мои глаза фокусируются на черной рукоятке пистолета, толстый палец обхватывает курок. — Дай ей свою гребаную руку.

Мой подбородок дрожит, когда я ослабляю хватку и позволяю ей потянуть мою руку к себе. Она тут же пытается снять с меня браслет. Я хрюкаю, когда металлический гребень упирается в мои кости.

Пальцы женщины сменяются мужскими, и я шиплю от боли, когда он пытается сорвать его.

— Он надевается, но не снимается, мудак.

Ну и пусть, черт возьми.

Но то, как растет его улыбка, говорит мне о том, что я совершил ужасную ошибку. Он держит меня за запястье так, что мой мизинец упирается в пол фургона, а большой палец поднимается в воздух.

— Нет!

Я вырываю руку назад, освобождая ее на долю секунды, но времени на облегчение нет. Он заталкивает мою руку на место, его сила по крайней мере вдвое превышает мою собственную.

Он двигается так, что я вынуждена смотреть ему в лицо. — Я хочу, чтобы ты знала, что мне это понравится.

Его ботинок опускается на мое запястье, наполняя фургон болезненным хрустом, когда тонкие кости ломаются. Мое зрение белеет от боли, а крик застревает в горле, когда он делает это снова.

Слезы текут по моим щекам, и я умоляю его остановиться.

Мои конечности судорожно сжимаются, когда я пытаюсь прижать раненую руку к груди, но Энтони не отпускает ее. Вместо этого он снимает с моей поврежденной руки браслет, который я так любила.

Я вскрикиваю от мучительной боли, когда металл наконец проникает через мои пальцы.

Он отпускает руку, сосредоточившись на браслете.

Я использую свою хорошую руку, чтобы отодвинуться от него настолько далеко, насколько позволяет тесное пространство, инстинктивно прижимая сломанное запястье к груди.

Он поворачивает его в пальцах.

— Это точная технология. Искусно спрятанный от посторонних глаз. Признаюсь, я бы, наверное, не догадался, если бы не тот факт… — Он усмехается. — Что семья Риччи — одна из тех, кто его создал.

Фургон замедляет ход, и мое тело сотрясается, когда он останавливается, боль от неожиданного движения прокатывается по руке.

Он передает браслет женщине. — Убедись, что он продолжает двигаться. Мы хотим, чтобы он гнался за ним, а не искал нас.

Она улыбается ему, и становится ясно, что она влюблена. Что она сделает все, что скажет ей этот больной. Все надежды рушатся, когда за ней захлопывается раздвижная дверь.

Ниточка, связывающая меня с Деймоном, фактически перерезана. Мои зубы стучат друг о друга.

Энтони берет меня за подбородок, прижимая к моему лицу другую ткань.

— Он может искать сколько угодно, но он не найдет тебя. Никто не найдет.

Деймон

Себастьян вытаскивает ярко-желтую подушку из-под себя, где он развалился на диване, и закидывает ноги