мной, Илай. Я и так чувствую себя виноватой. Может, это была галлюцинация. Уверена, ты знаешь, что у меня такое бывает… э-э… иногда, то есть… не то, чтобы я сходила с ума или что-то в этом роде, но… ты мой опекун, поэтому у тебя есть представление о том, что я…
Она осекается, не желая раскрывать слишком много. Если бы она только знала, что я ношу с собой из-за нее.
То, о чем она никогда, никогда не узнает.
— Что это был за человек? — спрашиваю я, мой голос звучит замкнуто. Возможно, это был предыдущий терапевт. Только он мог иметь к ней такой доступ.
Хотя я борюсь с Вэнсом и договариваюсь о том, чтобы он покинул территорию Великобритании, это не он. Он только недавно вернулся.
Однако я прекрасно понимаю, что он хочет возобновить их подростковый роман, поэтому он будет немедленно устранен из ее окружения. За уголовное обвинение в торговли наркотиками в барах и ресторанах, которыми управляет его семья. Это фальшивые обвинения, но их угрозы достаточно, чтобы заставить его отца подчиниться.
Моего имени достаточно, чтобы несуществующее преступление стало трагической реальностью.
— Я не помню его лица, — ее глаза светятся неестественным блеском, и она обеими руками держится за стол.
— Тогда что же ты видела в воспоминании?
— Только то, что он был полуголым, а я обхватила его за шею и сказала, что моему мужу это не понравится.
Она внимательно наблюдает за мной, ее лицо бледное, словно у заключенного, ожидающего приговора.
Я сопротивляюсь улыбке.
Это был я.
Но я не могу сказать ей об этом, иначе она будет в шоке, если поймет, что не может вспомнить большую часть своей жизни, оказавшись в ловушке своих приступов.
Но по какой-то причине я также не хочу, чтобы она продолжала верить, что изменила, тем более что она это презирает.
— Это мог быть пустяк и всего лишь плод твоего воображения, — говорю я своим обычным отстраненным тоном.
— Правда? Я знала, что это так. Я не изменщица, — ее лицо загорается, как рождественская елка.
Но потом она колеблется, открывает рот и снова закрывает его.
— Что теперь? — спрашиваю я.
— А если это правда… ты простишь меня?
— Прощать нечего, потому что это неправда.
— Но если это правда…?
— Это неправда. И точка.
— Я пойму, если ты не простишь, потому что я тоже себя не прощу, понимаешь, — она кладет руку мне на грудь. — Если ты посмеешь предать меня, я разрушу твою жизнь.
— Больше, чем ты уже ее разрушила?
— Это всего лишь прелюдия. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты родился, если ты воткнешь мне нож в спину, — она опускает руку. — Мы можем уйти?
— Я попрошу Хендерсона отвезти тебя домой.
— Нет, мы уедем вместе, и это ты меня отвезешь. Мы должны поужинать и сходить на шоу в Вест-Энде. Может быть, на «Мулен Руж!».
— Нет, спасибо.
— Я тебя не спрашивала.
— А это не обсуждается.
— Ты будешь проводить время со мной, или я найду мужчину, который сможет уделить мне свое драгоценное время.
Мышцы сжимаются в моей челюсти, и я хватаю ее за руку.
— Не смей больше так говорить.
— Рада, что ты согласился пойти, — она улыбается с ликованием. — И еще, ты должен уволить Тайлера из приемной «King Enterprises» и дать Хейли повышение.
— Дай угадаю, она похвалила твою внешность, а он — нет?
— Да, она милая и профессионал своего дела, — она надула губы. — Кроме того, он пялился на мои сиськи.
— Считай, что он уволен.
Она смеется и качает головой, вероятно, думая, что сама подтолкнула меня к этому решению.
Она и не подозревает, что это я вожу ее по кругу в клетке, которую тщательно для нее сконструировал.
Ава
Я пришла к удручающему осознанию того, что мой муж не имеет ни единого атома веселья в своем великолепном теле.
Он угрюмый и задумчивый, и понятие «расслабиться» совершенно к нему не относится.
В самом деле, не стоит удивляться тому, что он заносчивый засранец со склонностью к контролю, особенно когда я нахожусь в его орбите всю свою… жизнь.
Ну, не совсем. Но в каком-то смысле, по крайней мере.
Я думала, может, он умеет смеяться, просто не в моей компании.
Что он может веселиться, но только когда меня нет рядом.
Но не думаю, что он вообще умеет. По крайней мере, не искренне. Он счастлив только тогда, когда рядом Крей или его родители, но даже это не всегда способно поколебать его задумчивость.
Еще одна причина, по которой моя идея о вечернем свидании — отличный способ разморозить социопатический слой, окутавший его сердце.
Хотя, возможно, я выдаю желаемое за действительное. Но я не узнаю, пока не попробую.
К тому же он принял мое приглашение только после того, как я пригрозила его собственническим наклонностям. В любом случае, победа есть победа.
Естественно, мы вернулись домой, потому что он не позволил мне больше ни шагу ступить на улицу в одежде, в которой я щеголяла на глазах у всех не на одном, а на обоих его рабочих местах.
Платье, которое я выбрала, нельзя было назвать скромным, но оно доходило мне до колен. Кроме того, естественно, Илай потребовал переодеться, потому что половина моей спины была открыта.
На это требование я ответила отказом.
— Ты должен был позволить мне надеть те милые юбку и топ, которые были на мне с утра, — я притворно надулась, когда мы сели за высокий стол на платформе в большом ресторане ливанской кухни в Белгравии.
Илай поднимает глаза от меню, и бесстрастие и напускное пренебрежение в его взгляде могут спровоцировать несколько войн.
— Милые? Мы так это теперь называем?
— А как иначе?
— Одежда для прослушивания на роль стриптизерши подходит больше.
— Хм. Я подумаю над этим. Ты знаешь владельцев хороших клубов?
Он сужает глаза до щелей.
— Это сарказм?
— Я совершенно серьезна. Эти девушки могут рассказать самые интересные истории. Я бы собрала самую интересную компанию подружек на свете.
— Ты и шагу не ступишь в стрип-клуб, Ава.
— Даже в качестве зрителя?
— Нет.
— Но девушки горячие.
— Еще одна причина, по которой ты не пойдешь.
— Я могу пойти и в тайне от тебя, — я подмигиваю и играю с соломинкой моего очень безалкогольного мохито.
— Ну попробуй, — он делает паузу, бросает незаинтересованный взгляд на меню, затем снова фокусируется на моем лице. — Мне тоже нужно внести девушек в свой список дерьма?
