— Это ваша борьба. И ваша страна. Апачи — горный народ. Мы не живем в Санта Фе. Мы возвращаемся к своему народу.
В толпе появилось брожение мнений. Но враждебность не утихала.
— Нет! — твердо сказал Пума. — Мы — индейцы, как и вы! Мы не хотим сражаться против вас!
На жеребца начали напирать. К Пуме проталкивались. Вождь, по-видимому, потерял контроль над толпой.
Пума бросил взгляд назад, на своих спутников, и дал им знак. Подталкивая жеребца коленями, Пума продрался сквозь толпу. Один из бунтовщиков нанес удар по лошади Пумы. Жеребец вскинулся, но Пума удержался в седле. Выкатив глаза, конь сильными 414 рывками проложил себе путь: в толпе раздались крики упавших.
— Отойдите! — кричал Пума. — Дайте проехать!
И Пума предупреждающе покрутил мечом над головой и вокруг себя.
Толпа откатилась. Никто не захотел испробовать на себе силу его меча.
Охотник быстро въехал в живую аллею, проложенную конем Пумы, и они начали продираться сквозь толпу. Двое попытались нанести удары мечами по Стефано, который ехал сзади. Он пальнул из аркебузы поверх голов.
Из толпы начали палить в ответ. Угнавший Двух Коней упал на спину лошади:
— Я ранен! — закричал он, хватаясь за живот. По его пальцам текла кровь.
Стефано перезарядил аркебузу и вновь выстрелил. Теперь толпа окончательно откатилась. Стефано выстрелил третий раз, и человек из толпы схватился за лицо и побежал прочь, крича на ходу. Другие побежали вслед за ним.
Когда толпа схлынула, Пума остановился, чтобы успокоить лошадей и перевязать рану Угнавшего. Обернувшись, он увидел, что толпа бежит по направлению к вилле Дельгадо. Но у него не было времени думать, как переживут это вторжение испанец со своей женщиной. Кровь из раны Угнавшего лилась потоком.
— Так что у нас здесь? — и высокий индеец в рваной монашеской сутане рванул дверь, ведущую в кухню. На голове у него был испанский солдатский шлем.
Хуан Энрике Дельгадо оторвался от груди Марии и приказал:
— Убирайтесь из моего дома, поганые червяки!
— Как вы смеете врываться в дом! — Мария Антония величественно поднялась. — Хуан Энрике, сделай же что-нибудь.
Хуан Энрике Дельгадо приподнялся с кресла с яростной миной на лице. Он надеялся, что один его вид напугает индейцев. К несчастью, он отпустил на выходной Альвареса и Медину. Ни разу, когда он нуждался в них, они не пришли к нему на помощь. Сначала проклятые вымогатели с черным проводником выкрали у него приданое — а теперь еще и эти! Одна мысль о такой несправедливости вызвала у Хуана Энрике ярость.
— Я сказал — убирайтесь! — И Хуан Энрике шагнул к высокому индейцу. Хуан Энрике бросил взгляд на двух других. Но тут, к его изумлению, в кухню вошли еще семеро. Все они были одеты пестро и наполовину по-испански.
У многих было в руках оружие, на котором запеклась кровь. В комнате повисла пугающая тишина. Хуан Энрике внезапно осознал, что это не прежние, покорные индейцы, которых он знал.
— Убирайтесь, — еще раз проговорил он, но голос его дрожал.
Высокий индеец расхохотался. Он был вожаком этой группы, знал Попэ лично и был из той же деревни, что и Попэ. Все его последователи признавали авторитет вожака. Как большой коричневый волк, крадущимся шагом, он подошел к Хуану Энрике.
— Ну нет, — сказал он, наслаждаясь произведенным впечатлением, — это ты убирайся. Теперь пришел наш черед. Теперь мы, — он стукнул себя в грудь, — мы будем владеть землей. Мы будем жить в ваших домах. Мы убьем всех испанцев. И будем Жить как испанцы. Это вы уберетесь из нашей страны.
Он засмеялся, обнажая длинные белые зубы.
Хуан Энрике в ужасе глядел на него, не в силах поверить собственным ушам.
Удлиненные зеленые глаза Марии Антонии перебегали с одного на другого.
— Хуан Энрике, — взвизгнула она, — сделай же что-нибудь!
— Мария, — сказал Дельгадо, — не мешай. Я думаю.
— Ах, думаете, — усмехнулся высокий индеец, — что ж, продолжайте. Но это вам не поможет. Я, Пепито, объявляю этот дом и все эти земли нашей собственностью и передаю нашему народу и нашему великому вождю Попэ!
— Хуан, — прошептала Мария и подвинулась к нему поближе. Теперь она не выглядела величественной хозяйкой дома. Дельгадо оттолкнул ее. Вино, выпитое за завтраком, вначале затуманило его мозги, но слова Пепито его отрезвили.
— Слушай, Пепито, — проговорил он с угрозой, качаясь туда-сюда на каблуках, — убирайся ко всем чертям! Иди объяви собственностью еще чей-нибудь дом!
— Мы убивали испанцев, — усмехнулся Пепито. — Мы сегодня отправили на тот свет много испанцев!
— Хуан? — Мария, побледнев, схватила его руку. — Что такое он говорит?..
— Пойдем, Мария, — сказал Хуан Энрике, но тут же развернулся и отвесил ничего не подозревавшему Пепито увесистую оплеуху. — Убирайся, я сказал тебе!
Пепито от силы удара шарахнулся о стену. Сейчас же прозвучал выстрел, и Хуан Энрике упал на колени с пулей во лбу. Через секунду он лежал, простертый замертво, на полу.
— Хуан Энрике! — пронзительно закричала Мария, опускаясь возле него на колени. Все ее блестящее будущее богатой сеньоры лежало теперь перед ней, замертво сраженное. — О, Хуан Энрике, — стонала она.
Пепито, все еще в ярости от нанесенного оскорбления, дернул ее за руку и поставил перед собой.
— Он мертв, — сказал Пепито, — и не поможет тебе.
— Давай убьем и ее тоже, — предложили бунтовщики.
Пепито потер щеку в том месте, куда ударил его Хуан Энрике.
— Теперь ты мне заплатишь за это, — сказал он Марии.
Как волк наблюдает за ланью, так Пепито следил своими черными глазами за дрожащей Марией.
— Я говорю, убьем ее, — снова сказал кто-то. Этот человек был ниже ростом, чем Пепито, но толще; за поясом была заткнута еще дымившаяся аркебуза, руки он по-хозяйски скрестил на широкой груди. Этот индеец все утро дразнил Пепито и пререкался с ним. Пепито ясно видел, что тот претендует на его место вожака.
— Попэ дал приказ убивать каждого испанца, — вызывающе сказал он. — Мужчину, женщину, ребенка — все равно. Мы убьем ее. — И он перехватил руку Марии у Пепито. Другой рукой он вытащил из-за пояса длинный нож. Раздался ропот: индейцы жаждали смерти.
Пепито не желал показать свою нерешительность, но не желал и выпускать из рук добычу. Он взглянул на Марию. Она была прекрасна. Ее ярко-рыжие волосы рассыпались по плечам и переливались на солнце; зеленые глаза были широко раскрыты; а полные груди… Пепито прерывисто вздохнул. К нему пришел голод; жажда обладать всем, что принадлежало ранее этому испанцу: его домом, его женщиной… Тогда и только тогда Пепито станет хозяином этой земли, своей страны. Пепито настрадался от испанского владычества. Испанцы убили его брата. Он сам, слабый и больной, надрывался на строительных работах. Теперь пришла расплата.
