Мэгги подняла на него глаза.
— Рада убедиться, что ты не совсем бескорыстен, — съязвила она. И попробовала отговориться в последний раз: — А если я выступлю с обвинением журнала в клевете…
— Все скажут, что дыма без огня не бывает. Ты все равно останешься безнадежно замаранной.
Мэгги в сердцах отшвырнула от себя журнал.
— Черт бы побрал всю эту свинскую прессу!
Она проглотила подступивший к горлу комок и обернулась к Солу, всем своим видом выражая искреннее участие.
— Ужасно мило с твоей стороны, Сол, с такой готовностью идти мне навстречу, но знаешь, ты малость перегибаешь палку. В конце концов, у тебя своя жизнь, у меня своя…
— И тут ничего не изменится. Тебе только нужно будет переехать в этот дом.
Ее отвращение было почти осязаемым. Но Сол сорок лет прожил в Голливуде и достаточно закалился.
— А твой дом останется твоим. Можешь жить там, когда я буду уезжать.
Она словно услышала, как за ней захлопнулась дверь тюремной камеры.
— Ты всегда так тщательно продумываешь все детали?
Сол понял, что она сдалась.
— Приходится. Это моя обязанность как продюсера.
Мэгги закрыла лицо руками.
— Господи, — вздохнула она, — неужели все это происходит со мной? Рассказать кому — не поверят. Это противоречит здравому смыслу.
— Это Голливуд, — ответил Сол. — Тут здравый смысл неуместен.
Его голос звучал для Мэгги как похоронный колокол. Означавший конец ее свободы.
— Доверься мне, Мэгги. Я же тебя никогда не подводил.
Они кивнула в знак согласия.
— Сузи, естественно, придется рассчитать.
— Это ради Бога, — безжалостно ответила она. — Ну что за наивной дурочкой я была! Никогда бы не подумала… — Она бросила взгляд на валявшийся в углу журнал. У нее вдруг блеснула какая-то неожиданная мысль. — А что, если она исподтишка меня обрабатывала? Вообще-то не похоже, но я уж и не знаю, чего можно ожидать в этом городе. По-моему, чего угодно.
— Вряд ли. Скорее всего, она неправильно истолковала твое поведение. Ведь у тебя никогда не было того, что здесь называют «героем романа».
— Вот как? Чего же тут странного? Что плохого в том, что женщина хочет жить одна? Мне это нравится, и в конце концов, это моя жизнь и я в праве сама ею распоряжаться! И ведь мне только двадцать три…
— Для Голливуда слишком много. Элизабет Тейлор в твоем возрасте была уже второй раз замужем. Прости, Мэгги, но раз живешь в Голливуде, надо придерживаться его устава. Что в настоящий момент предполагает брак с мистером Солом Мелчором.
Мэгги нервно мерила шагами комнату.
— Значит, это будет чисто деловой союз? — прищурившись, спросила она.
— Разумеется.
— И ты думаешь, этот трюк сработает?
— Девушка двадцати трех лет может выйти замуж за старика только по двум причинам: либо по любви, либо из-за денег. В деньгах ты не нуждаешься. Следовательно, это любовь.
— Неужели здесь все такие наивные?
Мелчор не обиделся. Наивные — не наивные, главное, чтобы поверили.
И они поверили. В прессе и на телевидении раздули слух о том, как она мгновенно отозвалась на известие о болезни Сола. Потому Мэгги дала свою версию журнальной публикации в ток-шоу одного из телеканалов. Раньше она всегда отказывалась давать интервью, ограничиваясь в беседах с репортерами только короткими безличными ответами. Она не любила вмешательства в личную жизнь. Подобно Грете Гарбо она хотела, чтобы ее оставили в покое. Но Сол разъяснил ей, что в данный момент уклонение от пространных интервью — слишком большая роскошь, и проинструктировал, как себя вести. Его совет заключался в том, чтобы быть предельно искренней. Ей нечего скрывать. И пусть все это увидят.
На ток-шоу Мэгги дала показательный спектакль. Когда ее спросили насчет фото в журнале, она, всем своим видом демонстрируя глубокую обиду, ответила: «Меня, честно говоря, удивляет, неужели люди не могут найти себе более достойное занятие, чем громоздить горы лжи? Сузи Гайлс — моя личная гримерша, замечательный мастер своего дела, мы дружим, и она пригласила меня к себе в Аризону, потому что знала, как нужен мне отдых после полутора лет беспрерывной работы. Она обещала мне покой, тишину и уединение — то, в чем я особенно нуждалась. Ее родители и братья были ко мне очень добры. Они прекрасные люди и глубоко уязвлены этой бесцеремонной клеветой, обрушившейся на их скромную и дружную семью. Понятно, что целили в меня, при чем же здесь эти люди? Вот что поразило меня более всего. Неужели дело в том, что звезда моего ранга не имеет права дружить с простой гримершей? А я-то верила, что Америка — последний оплот демократии в мире. Что все люди, как сказано в конституции, равны от рождения. Если кто-то попытался намекнуть мне, что я не могу дружить с Сузи и ей подобными, он выбрал самый неудачный способ довести эту мысль до моего сведения».
Телезрители обратили внимание, как дрогнул на последних словах ее голос, как заблестели слезы в глазах и как она мужественно сморгнула их. Когда интервью закончилось и дали рекламу, студийные телефоны раскалились от негодующих звонков в поддержку Мэгги.
На следующий день в Голливуде были предприняты меры к закрытию злосчастного издания. Но Сол лично воспрепятствовал этому. У него в запасе была более эффективная мера. Он не стал посвящать в нее Мэгги. Солу было известно, что владелец журнала замешан в сексуальной связи с одним роскошным самцом звездного ранга, и воспользовался своей информацией, в результате чего в следующем номере журнала появилась статья с извинениями, в которой безоговорочно снимались все обвинения, выдвинутые против Мэгги.
— Ну, теперь нам и жениться не нужно! — обрадованно воскликнула Мэгги.
— Публикация опровержения еще не означает, что они не возобновят атаку. Нельзя допустить, чтобы тлеющие угольки разгорелись в новый костер. Надо опередить их планы. Лучше заранее обезопасить себя, чем в очередной раз требовать извинения.
Спустя полторы недели, когда страсти, вызванные скандалом по поводу Аризоны, улеглись и забылись за дюжиной новых сенсаций, Мэгги Кендал стала четвертой миссис Сол Мелчор. Скромная церемония состоялась в гостиной Сола. Присутствовал «весь Голливуд», то есть сливки киномира. Невеста была одета в платье из шелка цвета слоновой кости и сияла улыбкой, за которой нельзя было распознать ее истинных чувств.
На самом же деле она чувствовала страх, потому что сильно робела в столь изысканном обществе, и раздражение, потому что, хотя ее брак и носил исключительно дипломатический характер, ей совсем не улыбалось расставаться с независимостью. Свобода стояла в ее иерархии ценностей сразу после профессиональных амбиций, и как бы ни уверял ее Сол, что нисколько на нее не посягает, Мэгги понимала, что прежней жизни пришел конец.
