это значит, что у меня автоматически запускается механизм по ее достижению. Я на ходу прикидываю район, проходимость, размещение, начинаю просчитывать первоначальные вложения и составлять бизнес-план нового турагентства.
У нас все получится. Я дам базу, идеальную обертку, а Лера наполнит ее содержимым. Я уверен, она справится.
Когда подъезжаю к дому, мне звонит Артем — кинолог, которого я озадачил щенком.
— Как успехи?
— Нашел отличных корги.
— Это такие маленькие и трясущиеся? — спрашиваю без особого восторга.
— Нет, — он скидывает мне фотографию взрослой собаки. Невысокая, длинная, ушастая и с пухлым забавным жопцом.
— Понял.
— Я съездил, пообщался с хозяевами, посмотрел родителей и щенков. Отличный помет. Можно брать, хоть сейчас.
Я смотрю на часы. Почти восемь. Сегодня Леру с Максом я точно не увижу, зато будет повод затащить их к себе завтра.
— Скидывай адрес, — разворачиваюсь возле самых ворот и еду обратно.
Возвращаюсь я часа через четыре. Усталый, но довольный как придурок. В руках — куча пакетов с собачьми приблудами, кормом, мисками, поилками, и переноска. В переноске — что-то маленькое и трясущееся.
Я заношу его в дом, открываю дверцу:
— Ну, что парень, выходи.
Щенок выглядывает из своего убежища, принюхивается и тут же ныряет обратно. Страшно ему. Оторвали от мамки и братьев-сестер, привезли в новое место. Бедолага.
Я достаю его, бережно поднимая на руки и прижимая к груди. Маленький, ушастый, перепуганный ребенок.
— Ну все, тише, тише, — чешу его за ухом, когда он начинает тоненько поскуливать и мелко дрожать, — сейчас осмотришься, поешь и спать, а завтра Макс придет. Будете дружить и вместе привыкать.
Хороший план…
Только со «спать» я погорячился.
Как-то не ожидал, что меня ждет щенячий концерт, с писком, визгом и тоскливым завыванием, а еще с теплыми лужами по полу. В переноске он отказывался сидеть и закатывал истерику, стоило только поднести его к клетке, ходил за мной по пятам или пытался забиться под лестницу. В результате я полночи провел, успокаивая его, и с тряпкой в руках. И заснул в гостиной на диване, с этим меховым помпоном на груди.
Глава 27.2
— Как его зовут?
— По документам у него что-то такое заковыристое и длинное, и обязательно на букву «г», но я зову его Рой. А вы, если хотите, можете выбрать любое другое имя.
— Рой? — Лерка удивленно вскидывает бровь, — при чем тут буква «г»?
Я только жму плечами. Не говорит же, что временно окрестил его Геморроем за то, что он устроил мне веселую ночку, а Рой — это просто удачное сокращение.
На ковре перед нами Макс знакомится со щенком. Аккуратно и даже как-то смущенно гладит его между ушей и сдавленно, едва слышно охает. Его аж потряхивает от волнения.
— Милый песик.
— Угу, — мрачно зеваю в кулак, — я из-за этого милого песика не выспался.
— Бедняга, — глумливо и без малейшей тени сочувствия, — тебе еще и сегодня с ним не спать, и завтра, и вообще.
От этой мысли как-то совсем уныло становится.
— А может…
— Нет.
Жестокий, суровый, бесчеловечный Еж!
Одно радует, сегодня она уже не так напряжена, как прежде, и становится чуть больше похожа на привычную Леру, а не на холодную, отстранённую чужачку. Максим тоже привыкает. Уже не маленький перепуганный котенок, а вполне уверенный в себе мужичок.
Я не могу заставить себя отвести от него взгляд. Он как будто прилип и с каким-то потаенным трепетом ловит каждое детское движение. Рой уже во всю облизывает его руки и накручивает куцым хвостом, а вместе с ним и всем задом.
— Я не думал, что столько хлопот с одним крошечным щенком.
— А дети все такие. Куча проблем и бессонные ночи.
— Максим тоже не давал спать? — мне хочется узнать подробности, прикоснуться к их жизни, которая прошла мимо меня.
— О, да, — Вознесенская улыбается, — он перепутал день и ночь. И мог до четырех утра дебоширить, а потом полдня спал. Это было прекрасное время. Я была похожа на ощипанного больного енота. У меня дергался глаз и все остальное.
— Уверен, ты была прекрасна.
— А то!
Сын со щенком уже носятся друг за другом по гостиной, сшибая все на своем пути, а мы с Лерой сидим друг напротив друга, о чем-то отстраненно разговариваем, иногда замолкаем. В эти паузы мне безумно хочется к ней прикоснуться. Без пошлости, просто ощутить физический контакт.
Спустя некоторое время замечаю, что Лера смотрит то на меня, то на сына.
— Что?
— Я все пытаюсь понять, — задумчиво трет бровь, — как у такого брюнетистого самца как ты, мог получился блондинчик. Может, не от тебя все-таки…
Зараза издевается.
— Хочешь проверить?
— Не знаю, — тянет она.
— Сейчас я тебе кое-что покажу, — я подхожу к шкафу и достаю оттуда старый фотоальбом, — двигайся.
Да, я использую это, как повод подобраться поближе. Сажусь так, чтобы наши колени соприкасались, тут же чувствую, как Лерка напрягается, но игнорирую. Делаю вид, будто ничего не заметил и все в полном порядке.
— Вот, смотри.
— Кто это?
— Мой дед.
Фотография старая, с каким-то зеленоватым отливом, но на ней ясно видно, что он светлый-светлый. Стоит, гордо выпятив грудь, обнимает одной рукой бабушку, а между ними отец. Еще пацан совсем.
У меня привычно колет под лопатку. Тоскую несмотря на то, что столько лет прошло.
— Ну да, блондин.
Пролистываю альбом дальше. Там собраны фотографии родителей. Их свадьба, какие-то кадры на природе, снимки с двумя карапузами.
— Который из них ты?
Ежику любопытно. Настолько, что она забывает про дистанцию и подается вперед, пытаясь рассмотреть изображение.
— Никто не знает. Родители всегда путались в показаниях.
— Наверняка вот этот, — тыкает пальцем в левого пацана.
— Почему?
— Ты посмотри на его лицо. Сразу видно, что железный дровосек подрастает.
— Ну, спасибо тебе, — смеюсь, чувствую странное умиротворение. Будто все элементы пазла встали на свои места. А еще меня не покидает ощущение, что дом, наконец, стал настоящим домом. Смех Макса, бодрое тявканье Роя, заинтересованная Лерка рядом. Все как-то правильно.
Главное руки не распускать и не начать ее лапать, хотя очень хочется. Вот просто до
