психологом, потому что я понятия не имела чего хочу от Урицкого. Да, в идеале я бы хотела чтобы он упал на колени, посыпал голову пеплом и признал, что четыре года назад повел себя как полный мудак. Он ведь даже не извинился. Вообще ничего не сказал. Ни-че-го!
Но дальше что? Мы становимся закадычными друзьями и вплетаем друг другу одуванчики в косы? Мы все так же, время от времени занимается спонтанным сексом? Мы начинаем официально встречаться? Мы просто расходимся в разные стороны, поняв что кроме общего прошлого нас ничего не связывает?
Я понимала, что пока сама не разберусь со всеми этими вопросами и не пойму какого именно финала я хочу, Урицкого мне лучше не видеть. Не хватало еще, чтобы он увидев мои влюбленные глаза, признался мне в любви из чувства вины.
Закончив финальные штрихи в платьях, я написала Карине, что заказ готов, попутно заметив кучу непрочитанных сообщений и пропущенных звонков. Большинство из них датировались понедельником, когда все усиленно меня искали. Увидев несколько незнакомых номеров, я вдруг подумала, что среди них вполне могут быть телефоны брата и, возможно, даже Глеба.
Поняв, что мысли опять могут завести меня не в то русло, я вытащила из шкафа экип и отправилась на трек. Правда, по дороге пришлось заехать в ювелирный ломбард и сдать браслет, который я так ни разу не надела. Учитывая его изначальную стоимость, я рассчитывала на большую сумму, но согласилась и на то что предложил оценщик. На первое время мне этого точно хватит, тем более что Карина пообещала перевести оплату за заказ в ближайшее время. Мне кажется, пока я своими глазами не увижу эти деньги, я так и не поверю в то, что заработала их сама.
В этот раз я не стала испытывать байк на прочность, а дала себе расслабиться на безопасной скорости, плавно нарезая круги по треку. Но к сожалению, громкий рев мотора не смог заглушить мои хаотичные мысли.
Пару дней назад я чуть не умерла, а думаю сейчас не об этом, а о Глебе. Я поняла, что даже сеанс с психологом жду не для того чтобы рассказать ей о похищении и проработать возможную травму, а для того чтобы она мне сказала что делать с личной жизнью. И да, я прекрасно понимаю, что она не даст мне четких указаний или хотя бы простого совета, но, возможно, поможет разобраться в собственных чувствах. Потому что самой мне в них ни за что не разобраться.
Загнав байк обратно в бокс, я решила, что мне просто нужно время и дала себе обещание не думать об Урицком и всем, что с ним связано. В моей жизни и без этого сейчас достаточно проблем. Будут ли у меня стабильные заказы? Когда надо вносить арендную плату за квартиру и насколько заоблачна это сумма? Вполне возможно, что в ближайшее время мне придется искать новое жилье и решать кучу других проблем. А еще надо платить за учебу. И бензин дорожает каждый день. Я уже молчу о том сколько стоят расходники на мою тачку… искренне надеюсь, что в ближайшие полгода ей не потребуется никакой ремонт.
С этими мыслями я добралась домой и увидев сообщение от Карины о том, что скоро приедет курьер за платьями, принялась искать для них чехлы и готовить к отправке. Ох, надеюсь, что нигде не налажала с размерами и все останутся довольны моей работой.
Закрыв за курьером дверь, я отправилась переодеваться, но едва успела снять с себя кашемировый свитер, в дверь опять позвонили. Решив, что это вернулся курьер, я открыла дверь не удосужившись посмотреть в “глазок” и теперь удивленно смотрела на стоящего на пороге Глеба.
– Привет, – улыбнулся Глеб вполне искренне. – Вижу, что чувствуешь ты себя гораздо лучше. Что ж… это слегка портит мои планы, но думаю, мы что-нибудь придумаем.
Осторожно подвинув меня, он вошел в квартиру и закрыв за собой дверь, потряс книгой у меня перед глазами. Выйдя из ступора, я прочитала название и с недоумением посмотрела на Глеба. Он пришел ко мне с томом сочинений Достоевского? И своим бодрым и здоровым видом я испортила ему планы?
– Я долго думал с чего начать… как нам преодолеть эту пропасть в четыре года, – сказал он как ни в чем не бывало, как будто его совсем не удивляет что я так не произнесла ни слова. – Поэтому я решил, что нужно начать с самого начала. Вообще-то, – он укоризненно посмотрел на меня, – по моей задумке ты должна была лежать в постели с температурой и я бы читал тебе Достоевского. Не знаю как для тебя, но для меня это было началом.
В голове крутились сотни вопросов, но я так и не смогла открыть рот, чтобы задать ни один из них. Может, вчерашняя горячка была заразной и теперь передалась Урицкому?
– Для меня ты всегда была младшей сестрой Макса и какое-то время я даже относился к тебе как к сестре тоже… Впервые я понял, что чувствую к тебе что-то большее именно тогда, – он снова потряс передо мной томиком Достоевского и до меня, наконец, дошло о чем он говорит и почему надеялся, что я не успела выздороветь и нахожусь в постели. Ветрянка. Идиот. Оргия. – Ты тогда днями напролет читала мне, а я лежал и надеялся, что у меня разовьются какие-то осложнения и болезнь затянется… потому что мне нравилось твое присутствие, нравился твой голос, нравилось смотреть на тебя, нравилось, что мне не надо было делить твое внимание ни с Максом, ни с Алексом.
Смысл его слов до меня доходит словно сквозь туман. Он что… я что, ему нравилась тогда? Сколько мне было лет? Тринадцать или четырнадцать? О боже, я что, нравилась ему до того как он нравился мне? Но он никогда… он никогда ничего не говорил, даже не намекал о своих чувствах. Я понимаю, что четырнадцатилетняя я сейчас бы пищала от восторга, если бы знала, что парень, по которому она тайно вздыхает, оказывается, тоже испытывает к ней симпатию. А вот двадцатилетняя я недоумевала и злилась почему он тогда ничего не сказал…
– Я понятия не имел что это было… Но я знал, что ты относилась ко мне как к брату. Ты сама неоднократно повторяла, что у тебя “два старших занудных брата”, – напомнил он. – И я
