— Еще бы! Ты ненавидишь все, что имеет хоть какое-то отношение к детям.
— Нечестная игра!
— Можешь подать на меня в суд.
— У меня идея получше.
Глаза Нили раскрывались все шире, пока он излагал свой план восхитительно-непристойными словами, не скрывая того, что было у него на уме. Желание, сильное, как боль, пронзило ее.
— Уверен, что способен ублажить меня?! Не скиснешь на полпути?
— Постараюсь.
Одежда разлетелась по всей комнате, и уже через мгновение они оказались в постели. Он навалился на нее и стал осыпать поцелуями. Она отдалась его ласкам, рукам, мускулистому телу, с радостью приняв его в себя. Ощутила первый резкий выпад.
Их схватка была свирепой и отчаянной. Оба отдавали все, ничего не утаивая. Вот только слов любви не было. Она не могла высказать то, что чувствовала. А он просто не испытывал в этом потребности.
Когда все было кончено, он осторожно погладил ее, как нечто бесконечно хрупкое и маленькое. Поцеловал ее лоб, уголки губ, кончик носа. Словно пытался навсегда запомнить ее лицо.
Она прижала губы к его груди, провела пальцем по ключицам.
Мэтт погладил ее плечо, зарылся лицом в волосы. Она почувствовала, как он вновь напрягся, и скользнула рукой по животу, чтобы приободрить его.
— Мне нужно сказать тебе кое-что, — почти неслышно шепнул он.
Похоже, его что-то тревожит. Но время и без того работает против нее. Она опустила руку чуть ниже.
— Потом.
Едва она коснулась его плоти, Мэтт задохнулся и положил ладонь на ее дерзкую руку.
— Только сейчас. Я и так слишком долго это откладывал.
— Девочки скоро вернутся. Ну же! В последний раз.
Он перевернулся на бок, оказавшись лицом к ней. И выглядел при этом таким мрачным, что сердце Нили сжалось от дурного предчувствия.
— Мне следовало сказать тебе вчера… даже раньше… но я струсил. Побоялся. Тебе вряд ли это понравится.
Игривый настрой куда-то пропал. Куда подевались томность и чувственные порывы?
Нили терпеливо ждала, но Мэтт по-прежнему колебался. Ей уже становилось дурно.
— Ты женат, — выдохнула она.
— Нет! — Он гневно сверкнул глазами. — За кого ты меня принимаешь?
Ослабев от неожиданной радости, она вновь откинулась на подушку. Все остальное не важно. Хуже этого ничего быть не могло.
— Нили, я не работаю на сталелитейном заводе.
Нили посмотрела на него с недоумением. Он кажется таким расстроенным. Таким серьезным. Так и хочется утешить, сказать, что все его тревоги выеденного яйца не стоят!
— Я журналист.
У нее перед глазами все поплыло.
— Я пытался признаться вчера в ресторане, но оказался слишком большим эгоистом. Хотел провести с тобой последнюю ночь.
Долгий молчаливый вопль ужаса и ярости копился в душе, готовый вырваться на свободу. Он что-то говорил… говорил… пытался объяснить…
— …работал в Лос-Анджелесе… желтый канал… таблоид… возненавидел свою работу…
Нили чувствовала, что теряет сознание.
— …все искал суперисторию, сенсацию… чтобы снова высоко держать голову, но…
— Сенсацию?
Наконец она уловила обрывок фразы, кое-как обретя способность думать.
— Я продался, Нили. И понял по собственному опыту, что деньги ничего не значат, если теряешь уважение к себе. — Его голос словно доносился издалека, становясь тише и тише.
— Так что я такое для тебя? Твоя суперистория? Сенсация? Способ вернуть самоуважение?
— Нет! Пожалуйста, не смотри на меня так.
Какая утонченная жестокость! Значит, она все-таки не избежала внимания прессы? Самые интимные моменты ее жизни выставят на всеобщее обозрение? Она спала с врагом!
— Я не причиню тебе вреда, — пробормотал он.
— То есть не станешь обо мне писать?
Он колебался всего какие-то доли секунды, но этого оказалось достаточно. Нили вскочила с кровати и потянулась за одеждой.
— Я уеду, как только попрощаюсь с Люси.
— Подожди. Позволь мне объяснить.
И она позволила. Терпеливо стояла, пока он выбирался из постели… мучительно морщился, пытаясь подобрать слова. И услышала лишь жалкий лепет:
— Я не хотел тебя обидеть…
Господи, только бы добраться до ванной, иначе ее вывернет прямо на пол! Как она ненавидит себя за то, что говорила с ним о Деннисе! И пусть ни в чем не призналась, все же позволила этому… папарацци затащить себя в постель, и теперь он знает самую постыдную ее тайну.
— Нили, — тихо заверил он, — даю слово, что не предам тебя.
В ее пересохшем горле отчаянно першило.
— Слишком поздно, — прошептала она. — Ты уже это сделал.
Она слепо побежала к дверям и закрылась в ванной комнате.
Уже потом, когда ничего было не исправить, Мэтту пришли в голову нужные слова. Неотразимые доводы. Нельзя было так вот сразу все выкладывать. Следовало подготовить ее. Быть мягче, нежнее, сделать все, чтобы фарфоровая кожа не покрылась меловой белизной, а в синих глазах не застыла горечь обмана.
Карточный домик, выстроенный ими, рассыпался, и разрушил его именно он.
Мэтт медленно направился вниз. Все кончено, и ничего, ничего нельзя исправить.
Темно-синий «таурус» был припаркован на другой стороне улицы. Пусть они не совсем уверены, кто она, но рисковать не собираются.
Зная, что Нили в безопасности, Мэтт схватил ключи от «эксплорера». Он должен немного побыть один. Может, голова прояснится настолько, что он поймет, как быть дальше.
Баттон устало помахала ручонкой вслед машине Чарли, приникла к Люси и захныкала. Люси вспомнила, как в последнее время у сестры появилась привычка тянуться к Нелл, искать у нее защиту от всех бед.
Только нет никакой Нелл. Миссис Кейс. Корнилия Кейс.
Люси не рассказала Бертис и Чарли, кто такая Нелл на самом деле. Ни словом не обмолвилась о том, что та скоро вернется в Вашингтон и вновь станет первой леди.
И во всем виновата она, Люси. Если бы она не впутала Нелл в передрягу с конкурсом двойников, никто ничего бы не узнал, все еще долго оставалось бы по-прежнему. А Баттон каждый раз искала бы у Нелл утешения.
Но в глубине души Люси знала, что лжет себе. Нелл все равно не вышла бы замуж за Мэтта. Она миссис Кейс. И второй ее муж непременно должен быть знаменитостью.
Весь день Люси думала, как поступить. Нужно немедленно действовать, иначе младшая сестра окажется у незнакомых людей. Как бы ни была напугана девочка, она все же не могла допустить, чтобы это произошло
Поэтому Люси сунула руку в карман шорт и достала ключ от «Мейбл», который сунула чуда перед уходом. Никто не отнимет у нее малышку!
Нили смотрела в окно на искрившуюся вдалеке реку Айова. Но это не ее река. Ее река в тысяче миль отсюда. Протекает мимо Арлингтонского национального кладбища и впадает в Чесапикский залив.
