Специально, чтобы дать возможность Лиле прийти в себя, ибо легкие победы его не интересовали, он удалился из особняка, уехал якобы в командировку, все это время продолжая прослушивать все разговоры Лили и этой самой Булатниковой. Ему не понравилась вся эта возня с самодеятельным расследованием сразу, но еще больше не понравилось, что в его спектакль без его согласия нагло влез новый, откровенно мешающий ему персонаж.
Но было уже поздно, и пришлось вносить некоторые коррективы. Все, что касалось Лили, его вполне устраивало: она была подавлена и находилась в постоянном страхе перед возможным разоблачением своей измены. Чтобы усилить и закрепить ее падение, он заставил ее через Власова выкрасть бриллианты и продать их. Ловушка для нее захлопнулась, и Красовский посчитал свою миссию выполненной: при удобном случае, когда она окончательно оправится от ударов судьбы, он снова напомнит ей про ее грешки и таким образом будет держать ее в своей узде. Если бы не эта Булатникова, Александр Борисович мог считать свой план успешно завершенным. Конечно, эта маленькая сучонка не могла его укусить, но ее тявканье начинало его раздражать, особенно после того, как она при помощи своего кобеля-недоумка раскопала всех его бывших жен-покойниц. Не то чтобы Александр Борисович чего-то испугался, но удовольствия это ему не доставило.
Видя, что эта студенческая подруга не только не утихомиривается, но начинает развивать все более активную деятельность, явно собираясь разбить его, Красовского, брак, он не долго думая решил с ней покончить. Но в ловушку она притащилась со своим ментом, а потому у Красовского не было выбора, и он решил убрать их обоих.
Мент, конечно, мог осложнить дело: наверняка за воротами у него есть сообщники, и могло получиться много шума. Красовский нервничал, но других решений он пока не видел: они слишком много знали.
Лиля, как только увидела Андрея на экране, сразу потеряла сознание. Красовский был вынужден прекратить показывать свое кино, ибо никого, кроме своей жены, удивлять он не собирался.
Женя хлопотала возле Лили и была благодарна, когда кто-то подал ей стакан с холодной водой. Женя успела заметить только руку, протянутую со стаканом, и эта рука неприятно поразила ее. Она подняла голову, но рядом с ней уже никого не было.
Лиля пришла в себя, но вода из стакана расплескивалась, а Лилины зубы стучали о его край, когда Женя подносила стакан с водой к ее губам, пытаясь ее напоить. Лиля дрожала и никак не могла успокоиться. Казалось, еще немного, и она просто умрет. Женя обняла Лилю за плечи, пытаясь ее хоть немного согреть. Вдруг нервы у Жени не выдержали, и она гневно крикнула Красовскому:
— Слушайте! Человек вы или нет? Хоть капля сострадания в вас есть?
Тишина была ей ответом. Лиля прижалась к Жене и притихла.
Близился вечер, солнечные лучи косо подсвечивали малиновый бархат штор. В комнате стало еще темнее. Все замолчали, и лишь тихая заунывная музыка да экраны включенных мониторов наполняли воздух движением. Женя видела, что Федор лежит, не меняя позы, с закрытыми глазами. Ее сердце сжалось от тоски и чувства вины перед ним — он, конечно, предупреждал ее именно об этом, он действительно знал, что в открытой борьбе против этой гадины их шансы почти нулевые, но все же пошел с ней, не желая оставлять ее одну.
«Федя, Феденька! Неужели мы все сгнием здесь где-нибудь в подвале или этот паук придумает что-нибудь поизощреннее?»
Женя вздохнула и перевела взгляд на Лилю. Нет, без Лильки она отсюда не уйдет! Даже если бы у нее был выбор, все равно бы не пошла! А может быть, он все-таки есть, этот выбор? Заунывная мелодия не давала сосредоточиться, завораживая и расслабляя. Женя видела, что Красовский под эту музыку периодически впадает в легкий непродолжительный транс. «Может, он наркоман, — подумала Женя, продираясь мыслями сквозь тягучую пелену навеваемого сна. — Но тогда дела наши очень плохи. Нет, — успокоила себя Женя, — на наркомана он не похож».
Все сидели молча, словно мертвые. Лица Власова уже не было видно в сумраке кабинета, а Красовский как будто забыл о них. Он сидел, развалившись в кресле, и сквозь прикрытые веки следил за женой. Как только Лиля пошевелилась, он открыл глаза и оживился.
— Я вижу, вы уже пришли в себя, — обратился он к ней. — Не скрою, я опечален. Вы так бурно реагируете, вспоминая своего бывшего любовника, что я начинаю подозревать, что вы действительно мне изменили.
Слезы покатились из закрытых глаз Лили. Она молчала, бледная и едва живая. Женя сидела на подлокотнике Лилиного кресла и обнимала ее за плечи, слегка поглаживая. Красовскому это не понравилось.
— Отойдите от нее! — приказал он Жене.
— И не подумаю! — спокойно ответила Женя.
Глаза Красовского гневно сверкнули.
— Ну что ж, — прошипел он мстительно. — Тем лучше!
— Это вполне в вашем стиле, — усмехнулась Женя, удивляясь, откуда взялась у нее смелость. — Чем хуже нам, тем лучше вам! Этим вы никого не удивите!
— У меня нет желания вас удивлять. — Его голос от бешенства осип, казалось, еще мгновение, и он задохнется от Жениной наглости. — Я вас удавлю как котят! — Лицо Красовского надулось и побагровело.
Женя посмотрела на него с интересом: он не мог собой владеть! Злоба душила его! И почему? Потому лишь, что ему посмели не подчиниться! «Какая прелесть! — подумала Женя. — Тут что-то есть! Власова и Лилю в расчет можно не брать. Власов без Красовского ноль. Значит, нас двое: я и Красовский. И сила моя только в том, что он обо мне не знает, не подслушал! А не подслушал он то, что осталось у меня в голове, когда я размышляла молча! Он не знает, что я думаю о причинах смерти его жен! Он просто знает, что мне известно, сколько у него было браков, и все. Лиле я этого сказать, наверное, не сумею: он заткнет мне рот». Все эти мысли у Жени пролетели в голове мгновенно.
Красовский опрометчиво раскрылся перед Женей, позволив себе этот злобный выпад. Он понял, что продемонстрировал ей свое слабое место — раздражительность. Но успокаивал себя, наблюдая за Женей и стараясь изо всех сил взять себя в руки, тем, что, может быть, она не поняла этого.
В комнате снова воцарилась тишина. Красовский и Женя, как боксеры на ринге, делали пробные выпады. Каждый пытался сначала прощупать соперника, а уж потом бить наверняка. Женя чувствовала, что ситуация, когда он оказался вынужден считаться с ней, подругой его жены с каких-то там студенческих времен, сама по себе выводила его из себя. А упорство, с каким Женя не хотела считаться с его желанием оставить все как есть и продолжать мучить свою жену из-за того лишь, что у нее есть штамп в паспорте, приводило его просто в бешенство!
