— Видишь? Он уже ушел, — утешала Кэйт ребенка.
Люди стали выкрикивать свои заказы.
— Две булочки и две сливочные сладкие трубочки с обсыпкой!
— Колу с ванилью!
— Три больших шоколадных стаканчика и холодный чай!
Выкрики заказывавших почти заглушались возбужденным визгом детей и громкими жалобами тех, кто стоял в очереди, на тех, кто пролез без очереди. Девушка-подросток за кассой была почти оглушена криками толпы. Кэйт отвела мальчонку к отцу, а несчастная продавщица содовой бестолково пыталась призвать толпу к порядку. Чем больше прибывало гуляк из парка, тем буйнее становился народ впереди.
— Пожалуйста, встаньте в очередь! — отчаянно кричала продавщица. Но никто не слушал.
Билли вернулся к Кэйт. Он поставил ее у входа в рабочую часть позади стойки.
— Это сумасшествие, — возмутился он.
Перескочив через прилавок, Билли встал посередине лицом к толпе.
— Отлично! — начал он голосом, который было слышно до дверей и дальше в парк. — А ну-ка те, кто с хоккейными клюшками, — налево. Кто с коньками — направо.
На секунду стало тихо, но потом толкотня и крики возобновились, когда толпа пыталась рассортироваться.
— Потише! Я кому сказал!
Билли стоял, как Моисей перед Красным морем, роль которого, покоряясь его воле, исполнял народ. Кэйт улыбнулась, видя, как образовались две очереди. Билли наклонился к бедной оглушенной девчонке в переднике и скомандовал:
— Тебе — те, что постарше, а мне достанутся утята «майти-дакс».
Девушка кивнула и стала принимать заказы от правой очереди. Билли посмотрел на детишек и поманил восьмилетнего мальчика, который недавно плакал.
— Первым обслуживаем игрока, к которому применили силовой прием.
Папа подвел мальчишку к прилавку. Кэйт вся сияла. Билли наклонился к мальчику:
— Кем играешь на поле?
— Голкипером, — ответил он, посмотрев на отца, словно сам не был в этом вполне уверен.
— У тебя счастливый день! — воскликнул Билли. — Вратари получают бесплатные стаканчики! Хочешь лишний черпак?
Девушка за прилавком взглянула на него, словно говоря: «Еще чего!» Но Билли не обратил внимания, достал бумажник и положил его рядом с бочонками с мороженым.
— Что тебе?
— Чашку шоколада с орехами и взбитыми сливками, — заказал следующий ребенок.
— Вот. И это за мой счет. — Немного сливок попало на рубашку Билли. — Ты понял? Я плачу.
Те из очереди, кто был поближе к стойке, засмеялись. Кэйт смотрела на Билли с удивлением, благоговением и восхищением. Приняв следующий заказ, он улыбнулся мальчику:
— Позиция?
— Защитник, — гордо сказал тот.
— О-о! — Билли изобразил восторг. — Защитники получают верхушку бесплатно.
— Ура! — закричал мальчик. — Эй, мама! Мне дали верхушку бесплатно!
Билли склонился к Кэйт и быстро поцеловал ее под ухом.
— А что получу я? — спросила она лукаво.
Билли уже был занят новым стаканчиком, но успел взглянуть на нее.
— Смотря в какой позиции ты играешь, — сказал он и улыбнулся.
Его отличительным качеством, подумала Кэйт, является умение разумно организовать пространство вокруг себя. Он не был мачо, но проявлял силу и волю в стремлении управлять ситуацией. Когда появился администратор, проверявший уличные киоски и столы, то сразу подошел к Билли и, поблагодарив, настоял на том, чтобы Билли и Кэйт ушли со стаканчиками в подарок.
Наконец они вышли из кондитерской, и Кэйт, посмотрев на Билли, заметила:
— Вот это был спектакль, мистер Нолан. Как я посмотрю, ты из тех парней, которые все берут на себя.
— Эй, а что ты ожидаешь от бармена, который обслуживает мальчишники? — пошутил Билли.
— Да-а, ты лихо справился с толпой.
Было жарко, и Билли смотрел на свой растаявший стаканчик.
— Н-да. Вот как справиться с мороженым?
— Прекрасно. Это уже знаю я. — Она подтащила его к урне, выбросила его стаканчик, как и свой, достала из кармана влажную салфетку, вытерла его руку, а потом пальцем собрала с его шеи растекавшиеся сливки.
— Это нечестно, — возмутился Билли. — Это мое.
Кэйт, улыбаясь, сунула испачканный мороженым палец в рот. Билли взял ее руку и облизал с пальца остатки сливок. Потом он нежно прислонил ее к стене кондитерской и, держа за левую руку, навалился на Кэйт всем телом. Ей вспомнилось, как когда-то героини викторианской эпохи «падали без чувств». Она испытывала нечто в этом роде.
— Как ты назовешь эту позицию? — спросил он низким голосом.
В этот момент двери кондитерской распахнулись, и толпа ребятишек вывалилась на улицу. Некоторые из них заметили Билли и принялась улюлюкать.
— Эксгибиционист, — сказала ему Кэйт и улыбнулась.
В метро неуправляемая толпа из парка штурмовала двери поезда. Кэйт чуть не раздавили о поручень, и Билли устроил ее в углу вагона. Он закрыл ее собственным телом, но их снова прижали друг к другу. Кэйт была ошеломлена, когда он опустил руки за пояс ее джинсов. Он нагнулся, чтобы прошептать ей на ухо:
— Как ты назовешь эту позицию?
— Туго. Очень туго, — ответила она.
Чуть позже, уже в квартире Кэйт, Билли медленно раздевал ее. Она была поражена и тронута его нежностью. Он снял с нее босоножки, как с маленькой девочки. Постепенно двигаясь выше, расстегнул ее блузку и обращался с ней уже как со взрослой женщиной. Позже, лежа поверх нее, он целовал ее шею и грудь. С трудом она сдержала стон полного блаженства. Вдруг он остановился, взял ее руки своими руками и прижал их к подушке, слева и справа от ее лица. Он посмотрел ей в глаза.
— А как ты назовешь эту позицию? — спросил он.
— Совершенство, — прошептала Кэйт.
Каким бы чутьем ни обладал Эллиот, как бы часто ни попадалась Кэйт ему на глаза в школе, ей удавалось не заронить в нем подозрений и избежать допросов, отчего она в эти дни выглядит такой счастливой. Возможно, он приписывал это чувству освобождения после разрыва с Майклом, и это тоже было верно. Хотя они с Эллиотом частенько ссорились и не разговаривали потом день-другой, но друг другу они никогда не лгали, и Кэйт не хотелось создавать подобный прецедент. Невольный грех всегда предпочтительнее лжи. Эллиот был настоящей ищейкой, он не мог пропустить такую пикантную новость, и Кэйт со страхом сознавала: рано или поздно он разнюхает все — это было только делом времени. Он раскроет причину ее солнечного настроения, и тогда соберутся грозовые тучи.
Кэйт стояла в освещенном солнцем пятне и наблюдала за детьми вокруг. Эндрю Кантри относилась к немногим городским школам, где можно было поддерживать видимость обстановки загородного лагеря. Старые деревья, прекрасные вылизанные лужайки создавали окружение, напоминавшее двор колледжа в Новой Англии.
