Я опустилась на колени перед Якобеком.
— Тебе нечего стыдиться. Я была права, что поверила в тебя. Я пыталась сопротивляться и все же не устояла. Меня много обманывали в жизни, но я знаю, что на этот раз это не так.
Якобек поднял голову и посмотрел на меня.
Часы в темноте над камином неторопливо пробили десять. Я встала, коснулась его лица и пошла в ванную. Я не стала зажигать свет, и ночь над Чаттанугой сверкала сквозь небольшое окошко с узорчатым стеклом, заливая все светом звезд, сияющих над старой южной рекой, опоясывающей город. Я повернула круглые ручки душа, отрегулировала воду и подставила под нее руки, словно опустила их в реку. Мне было тепло и уютно.
Я услышала шаги Якобека и ощутила его тело прежде, чем он коснулся меня.
— Да, я знала, что ты поехал за мной, — тихо призналась я. — И я действительно этого хотела.
— Я искал тебя всю мою жизнь, — прошептал он. Мы раздели друг друга в парном тепле этой зимней ночи.
* * *
Мы с Хаш не разгромили комнату, не сорвали простыни с постели, не привязывали друг друга к спинке кровати. Нам этого не требовалось. Весь этот хаос, вся энергия, вся эта очищающая радость и катарсис секса может разделить людей или соединить их без внешних проявлений. Это так же просто, как первый поцелуй, — быстрый ритм, слово или два в нужную секунду, ее руки на моих плечах, мое тело на ней, ее тело на мне… Когда мы решили отдохнуть, то натянули на себя одеяло и крепко обнялись, так что смешалось наше дыхание. Мы были словно дремлющие волки, готовые в любую минуту атаковать.
Скажи ей. Признайся, что любишь ее, и послушай, что она ответит. Она скажет: «Спасибо, ты хорош в постели, и мне нравится твое общество». А ты согласишься: «Точно, именно это я и имел в виду». И на этом все.
«Я люблю тебя». Эти слова трудно произнести и трудно правильно понять — особенно сейчас, когда у нас обоих так много других проблем. А кроме того, я и не хотел знать, что она ответит. Редкий случай в моей жизни, когда я предпочитал оставаться в неведении.
— Я только хотел дать тебе отдохнуть, — сказал я, отодвинувшись в тень, чтобы она не видела моего лица.
— На самом деле ты хотел вовсе не этого, — ответила Хаш. — Но если не желаешь признаваться, не надо.
Она оседлала меня, поцеловала, и я оказался внутри ее быстрее, чем успел попросить прощения.
Впервые в моей жизни в этом не было необходимости.
* * *
Если Якобек искал меня всю свою жизнь, то я всю жизнь ждала, чтобы он меня нашел. Он был нежным и грубым, он знал, для чего создано женское тело, что любят женщины и что надо делать. И он знал, что иногда легчайшее прикосновение в нужном месте порождает чудо. Он инстинктивно знал меня. А я знала его.
После всех лет голодного секса, отсутствия секса и использования секса для сохранения брака, я впервые могла просто заниматься любовью. Любить мужчину. Николаса Якобека. Джейкоба. Я не знала, назовет ли он это любовью, и мне было страшно спросить его об этом.
Возможно, он тоже страшился задать мне этот вопрос. В ту ночь нам было достаточно надежды, и мы могли не говорить об этом. Я просто любила его. Со дня нашей первой встречи в амбаре я знала, что люблю его — без повода, без причины.
Якобек склонил голову к моей груди и взял в рот сосок. Я выкрикнула его имя, когда наслаждение накрыло меня с головой, и спустя секунду он присоединился ко мне.
— Ты достала меня, — прошептал Якобек, словно я выстрелила ему в сердце.
Рано утром мы приняли душ, оделись, коснулись друг друга в последний раз и сели на диван перед камином. Нас отрезвил и разделил дневной свет. Мы знали, что нам предстоит тяжелый день. Мне предстояло рискнуть всем, что я любила, ради спасения того, что я любила.
— Сначала я поговорю с Эбби, — сказала я Якобеку. — Потом поеду домой в Долину, мы сядем с Дэвисом вдвоем, и я расскажу ему правду о его отце, о нашем браке и о Бэби. Что будет потом, я даже представить не могу.
— Никто не может. Но ты поступаешь правильно. Я мрачно посмотрела на него.
— Неужели? Я в этом не уверена. Мне очень страшно, Джейкоб, и если бы я могла продолжать все скрывать, я бы так и сделала. Но господь свидетель, будет лучше, если Дэвис услышит все факты от меня, а не от какогони-будь репортера.
Якобек кивнул:
— Тогда идем.
— Ты поговоришь с Эдди? Пусть она поможет моему сыну понять, что я хотела только добра, когда скрывала правду. Господи, я и Эдди не хочу огорчать. Я не хочу, чтобы она думала, что попала в семью, где прячут некрасивые тайны и прикрываются ложным понятием чести.
— Во всех семьях есть некрасивые секреты, все прикрываются ложным понятием чести. Посмотри на мою семью — и посмотри на меня.
— Джейкоб, в тебе нет ничего некрасивого или фальшивого. Ты самый настоящий из всех людей, которых я встречала.
Он откашлялся и сменил тему:
— Я поговорю с Эдди. Она сильная девочка. Сильнее, чем я думал. Даже Ал и Эдвина не представляют, насколько сильная у них дочь. А главное, в ее сердце есть сострадание. — Якобек помолчал. — С ними все будет в порядке, с ней и Дэвисом. Они подходят друг другу.
— Дэвис и Эдди еще очень молоды, — вздохнула, я. — Они думают, что любовь все преодолеет. Они ошибаются, но я рада, что они так думают.
— Ты хочешь сказать, что нам виднее? — спросил Якобек, глядя на меня.
Никогда не принимайте слова мужчины слишком всерьез, но и не пропускайте их мимо ушей. Я знала, что буду анализировать нашу ночь с Якобеком в другие ночи, возможно одинокие, когда он уедет и если уедет.
— Да, — наконец печально согласилась я. — Нам виднее.
Мы обменялись долгим взглядом, а потом он молча кивнул. Якобек не знал, что еще сказать, а я не знала, где взять силы, чтобы выслушать его. Ни один из нас не оказался настолько смелым, чтобы признать, что любить человека так же просто, как сказать об этом.
Внизу, в крошечном вестибюле гостиницы — настоящей стране чудес из рождественских фонариков и украшений, — я положила наш ключ на стойку. Якобек вышел на веранду, в одной руке неся мою небольшую сумку, а другой нашаривая в кармане сигары, с которыми не расставался. Я не торопилась отойти от стойки: мне не хотелось начинать этот день. Я смотрела на красивый бронзовый ключ, старомодный, тяжелый. Традиции… Ценности… Мне очень хотелось поставить крепкий замок на будущее моей семьи.
Внезапно я услышала с улицы приглушенный звук, словно большая собака пробежала по дорожке, усыпанной сухими дубовыми листьями. Я неохотно посмотрела через стеклянные двери — и замерла, пораженная. Во дворе стоял Дэвис. Он покачивался, его гневное лицо было залито слезами, сжатая в кулак рука отведена назад. Якобек стоял напротив него, чуть расставив ноги, спиной ко мне. Он поднес руку ко рту, потом опустил, и я увидела кровь на его пальцах.
