"Тебе холодно, — хотелось мне сказать. — Я отдам тебе мою куртку. Подними голову. Посмотри на меня. Ты же знаешь, что я здесь. Ты же знаешь, что я пошел за тобой, как делаю это всегда».
Я двинулся следом за Хаш по тихой улочке исторического квартала, вдоль симпатичных магазинчиков. Городские власти превратили старый узкий мост в красивую пешеходную зону над водой. У меня по телу побежали мурашки, когда Хаш ступила на эту конструкцию из изящного металла и бетона. Ледяной ветер набросился на нее. В это утро на мосту никого не было — даже заядлые бегуны и любители прогулок остались дома.
Хаш шла, ничего не видя, пока не дошла почти до середины. Потом, спотыкаясь, подошла к ограждению и вцепилась в поручни обеими руками. Она тяжело дышала, глядя вниз на гладкую зеленую поверхность реки Теннесси, которая медленно текла далеко внизу.
Я преодолел расстояние между нами всего за несколько секунд, она едва успела услышать топот моих ног. Хаш обернулась, покачнулась, и в следующее мгновение я схватил ее за плечи.
— Если ты бросишься вниз…
— Джейкоб? — Она посмотрела на меня с нежностью и тревогой и обхватила мое лицо ледяными ладонями. — Что ты здесь делаешь?
— Я не сдаюсь. И я тебя не отпущу.
— Но я вовсе не собиралась прыгать. Я думала о человеке, которого хотела бы столкнуть с этого моста.
— Тогда скажи мне, кто он, я сброшу этого ублюдка вместо тебя. Ты ведь готова поверить мне, Хаш. Ты хотела, чтобы я поехал следом за тобой. Вот он я. Поговори со мной.
Словно признавая свое поражение, сдавая укрепления, забывая о гордости, Хаш медленно закрыла глаза.
— Эбби была последней подружкой моего мужа. — Она помолчала и судорожно сглотнула. — Она мать его ребенка…
— Бэби, — подсказал я автоматически.
Хаш обреченно кивнула. Впервые со дня нашей встречи она выглядела как человек, потерявший надежду.
Мне ничего больше не оставалось, как притянуть ее к себе и обнять покрепче.
Недалеко от исторического квартала был симпатичный отель, стоящий высоко над рекой на отвесном берегу. Всякий раз, когда я приезжала навестить Эбби, привозила фотографии Бэби и рассказы о ее проделках, я останавливалась именно здесь. Я платила наличными за комнату и называла вымышленное имя. Я принимала все меры, чтобы эта жизнь никак не была связана с моей жизнью в Долине. Я была обязана помнить об интересах Дэвиса. Мне нужно было защитить Бэби, защитить Эбби, ее мужа и маленьких сыновей, защитить «Ферму Хаш» и все то, ради чего она создавалась. И да, вы правы, я должна была защитить себя саму.
Хаш Макгиллен Тэкери не сумела удержать мужа в своей постели, и он наконец сбежал от нее, чтобы жить с другой женщиной и воспитывать свою дочь. Хаш даже не сказала своему сыну, что у него есть сводная сестра. А туда же, «легенда»!
Многие были бы рады распространить такую новость.
Так что в Чаттануге меня звали миссис Огден, Патрисия Огден. Владельцы гостиницы гордились тем, что у них есть завсегдатаи; они вписали мое имя в их гостевую книгу и всякий раз расспрашивали о родственниках. Я придумала целую историю, чтобы оправдать их ожидания.
— Когда я приезжаю домой после визитов к Эбби, я тру себя мочалкой, словно прокаженная, — сказала я Якобеку. — Я пытаюсь снова влезть в кожу Хаш Макгиллен Тэкери, честной женщины, за которую все меня принимают.
— Ты мне кажешься достаточно честной, — ответил Якобек. — Ты мать, которая заботится о своем сыне. И его сводной сестре. Вот что я вижу.
— Дорога в ад вымощена благими намерениями, Джейкоб.
— Я там был, — сказал он.
* * *
Я сидела в одиночестве на веранде гостиницы, а Якобек пошел внутрь, чтобы снять номер. Я была слишком выбита из колеи, поэтому могла только безучастно смотреть на живую изгородь, потерявшую листву, и рождественские гирлянды, украшавшие старые, искривленные ветрами дубы во дворе. Передо мной открывался широкий вид на холмы и реку, дома и магазины, машины на улицах и повседневную жизнь, медленно протекавшую на расстоянии. Высокий берег. Вид, ради которого я и выбрала эту гостиницу…
Когда Якобек вернулся, он положил мне руку на плечо и слегка потряс. Я спала с открытыми глазами.
— Ты уверена, что хочешь здесь остаться? — спросил он.
— Я не могу ехать домой, пока не решу, что делать. Я должна составить какой-то план. Я обязана взять себя в руки, чтобы иметь возможность сказать именно то, что нужно. Только я теперь не знаю, что правильно. Снова обманывать Дэвиса? Скрывать от Бэби правду всю ее жизнь? Или мне не стоит ничего предпринимать? Пусть Хейвуд Кении сам все раскопает и расскажет ис-торию Бэби только ради того, чтобы распустить слухи о новых родственниках Ала?..
— Мир изменился с тех пор, когда мы были детьми, Хаш. Людей уже ничто не шокирует.
— Только не моих людей. И не моего сына. Пальцы Джейкоба сильнее сжали мне плечо.
— У меня в этом деле тоже есть свой интерес. Все, что причиняет боль Дэвису, причиняет боль Эдди.
— Я об этом все время думаю. Она… мне нравится, Джейкоб. Нет, не так. Я люблю ее. Эдди моя невестка, и я ее люблю.
— А она любит тебя.
Мы сидели на террасе, позволяя холодному ветру кру-житься вокруг нас, и мне казалось, что этот ветер наце-ливается на душу нашей семьи, которую я отчаянно хо-тела сохранить. Я застонала, и Якобек рывком поставил меня на ноги.
— Давай войдем внутрь. Мы все обсудим. Нас ждет комната с камином. И запомни: мы с тобой мистер и миссис Джонсон, Билл и Патрисия. Я сказал им, что ты вышла за меня замуж, миссис Огден. Они думают, что я преподаю в военном колледже, о котором они никогда не слышали.
У меня вдруг ослабели колени и затряслись руки. Горло саднило. Господи, даже Якобека вовлекла в свою игру, заставила притворяться!
— Билл, судя по всему, ты женился на женщине, ко-торая рассыпается на куски.
— Миссис Джонсон не из тех, кто рассыпается на куски.
Я приняла вызов. Мы вошли внутрь.
* * *
Я сидела на краешке дивана перед камином, обхва-тив себя руками и глядя на огонь. Комната была уже укра-шена к Рождеству — на елке игрушки в викторианском стиле, запах хвои от гирлянды на полке над камином. Обстановка была элегантной, женственной, уютной: много парчи, кружева на чехлах подушек, янтарные абажуры с бахромой и бусинками, от которых свет радугой отражался на высоком потолке. Фантазия! Я любила мои фантазии. И сейчас я их теряла…
Моя жизнь с Дэви изливалась из меня словами и плавилась, словно растаявший мед. Я никогда никому не рассказывала неприглядные факты, о которых говорила Якобеку в тот долгий день. Он слушал молча, сидя в высоком кресле у камина, чуть наклонясь вперед. Его глаза не отрывались от меня, он оперся локтями о колени, его большие, грубые, но такие нежные руки свисали вниз, готовые помочь мне в чем угодно. Но мне никто не мог помочь.
