Ознакомительная версия.
Мы чмокнули друг друга в щеки, поболтали немного и сделали заказ, при этом ни на минуту не забывая, что впереди нас ждет довольно непростой разговор, но по взаимному согласию мы дождались, пока нам принесут первые блюда. И вот цыпленок для меня и горячие hors d'oeuvres[46] для Эдит оказались на столе. Официант наполнил наши бокалы и удалился.
– В прошлые выходные мы виделись с Дэвидом и Изабел, – начал я. – На самом деле, мы у них ночевали.
– Как у них дела?
– Хорошо. Дэвид очень занят, хотя я так толком и не знаю, чем. – Я помолчал. – Мы все вмести ездили к Бротонам.
Эдит откусила кусочек от чего-то в тонком кляре.
– Дэвид, должно быть, получил истинное наслаждение.
– Вряд ли. Ему весь день пришлось общаться с Дианой Бохан. Он очень старался произвести на нее впечатление, но, кажется, не слишком преуспел.
– Еще бы. Я с ней на днях в «Питер-Джонс» столкнулась, и она от меня так нос воротила.
Она продолжала есть и пить с аппетитом, но не собиралась ни малейшим образом помогать мне с моей задачей. Вздохнув про себя, я внутренне собрался и настойчиво продолжал:
– Там была леди Акфильд.
– Так я и подумала. Как поживает дорогая «Гуджи»? – Конечно же, в ее словах присутствовала ирония, но не было неприятной горечи. Дурацкое прозвище снова оказалось в кавычках, как в первые недели ее замужества. И в этом было осознание барьера, непреодолимой границы, которая теперь разделяла существование ее свекрови и ее собственное.
– Очень неплохо, по-моему. Конечно же, она захотела поговорить о тебе.
– В этом нет никакого такого «конечно». Ты меня удивляешь. Гуджи не из тех, что любят обсуждать свои семейные проблемы. Ты должен понимать, что тебе сделали большой комплимент.
– Я думаю, она сочла, что я могу ей пригодиться.
Эдит кивнула. Намек попал в цель, и она начала догадываться, что этот разговор может выйти на более глубокие воды, чем она предполагала.
– М-м?
– Она сообщила мне, что ты планируешь подождать два года до развода.
Эдит посмотрела на меня с неопределенным выражением лица.
– Они не этого хотят. Они хотят, чтобы Чарльз развелся с тобой сейчас. Сию же секунду. Ей нужно знать, что ты об этом думаешь.
Я почувствовал некоторое облегчение. Все слова были произнесены. Эдит перестала есть и осторожно положила вилку на тарелку. Очень вдумчиво отпила вина, будто наслаждаясь вкусом каждой капли. Я думаю, она ощутила, что настал тот самый момент. Конец ее замужества. Я не совсем уверен, насколько она по-настоящему понимала, что именно к этому приведет ее роман с Саймоном, до этого самого мгновения. Но должен отметить, что голос ее звучал достаточно спокойно, когда она заговорила.
– Ты хочешь сказать, они хотят, чтобы Чарльз развелся со мной по причине супружеской неверности. И вызвал в суд Саймона.
Я кивнул:
– Скорее всего. Не уверен, что в наши дни это все еще работает именно так, но общая мысль такова. Подробно мы вообще-то не разговаривали. Если бы он стал разводиться с тобой сейчас, ему понадобилась бы причина – или теперь это уже не обязательно? Я не очень уверен.
– Не могу сказать, что это поступок настоящего джентльмена.
– Вряд ли настоящие леди убегают с женатыми актерами.
Она кивнула и вернулась к еде.
– Итак, чего ты хочешь от меня? Что я должна сказать?
– Мне кажется, они хотели бы знать наверняка, что если развод начнется, ты не попытаешься внезапно его оспорить. Тебе это не будет интересно, но разницы в… ну, в деньгах не будет никакой.
Она посмотрела на меня довольно грустно:
– Мне не нужно денег. По крайней мере, не так много. Меньше, чем Чарльз дал бы мне не задумываясь, если бы я попросила.
– Я знаю, – сказал я. – Я так и сказал леди Акфильд.
– В любом случае, – продолжала она после паузы, – в этом предложении особой щедрости нет. Теперь в таком процессе нет «обвиняемых». Так что с финансовой точки зрения все равно никакой разницы. Ты не знал? – Я покачал головой. – Ну, могу поспорить, Гуджи знала.
Какое-то время мы ели молча. Вернулся официант, унес тарелки и вернулся с блюдом лососевых котлеток и миской pommes allumettes[47]. Но предмет разговора оставался на столе, как рыдающий воском канделябр. И Эдит завела разговор о человеке, о котором мы оба думали.
– А что обо всем этом думает Чарльз? Я полагаю, он тоже там был. Ты с ним говорил?
– Да, я с ним говорил. – Хотя формально мой ответ был правдив, но по сути это была ложь, ведь Чарльза не было в комнате, когда леди Акфильд излагала мне свои планы, о чем, собственно, Эдит и спросила. Я очень сомневаюсь, что он позволил бы матери так разговаривать, если бы присутствовал. Меня вдруг начала угнетать эта недосказанность, и я уточнил: – То есть его не было, когда я говорил с его матерью, но он вернулся на следующий день.
– И?
– Он сказал, что послушается твоего решения. Сделает так, как ты захочешь.
– Вот это больше на него похоже. Бедный Чарльз. Как он?
Этого я и боялся. Если бы я мог сказать, что он выглядит бодрым, веселым и настоящим денди, я бы так и сказал. Я постепенно начинал соглашаться с леди Акфильд – пора уже прекратить этот неудачный эксперимент по межвидовому скрещиванию. Но вся беда в том, что он совсем не выглядел бодрым и веселым.
– Нормально, – сказал я. – Не думаю, что все это сильно пошло ему на пользу.
– Не пошло, – она положила себе еще картофеля. – Кларисса была там?
Я кивнул, и Эдит промолчала. Я уже собирался сказать ей, чтобы она выбросила из головы все, что ей могли рассказать, что это всего только слух, пущенный леди Акфильд, ничего больше, – но я промолчал. Какой в этом смысл? Ей придется отпустить Чарльза, и что хорошего в том, чтобы мешать ей поскорее принять это решение? Все оставшееся время мы болтали про Саймона, актеров, Изабел, покупку квартиры, но когда мы уходили, Эдит вернулась к теме.
– Дай мне немного подумать. – Она чуть улыбнулась. – Конечно, мы оба знаем, что я сделаю то, о чем меня просят, но дай мне немного подумать. Я тебе позвоню.
* * *
Эдит Бротон не пошла домой – вернее, не вернулась на Эбери-стрит – сразу. Стоял свежий солнечный весенний день, когда все кажется четко очерченным, как витраж, прозрачным и ярким, как драгоценный камень. Она была тепло одета, и потому, пройдя мимо «Ритца», свернула налево в Грин-парк. Она шла по аллее, мимо Уимборн-Хаус, мимо отреставрированного и украшенного статуями великолепия Спенсер-Хауса, итальянской пышности Бриджуотер-Хауса – золотой громады, выстроенной герцогами Сатерлендскими, которые и жили там много-много лет. Их герцогини верховодили над лондонским обществом, одна за другой, созывая в разные эпохи знатных и достойных под эти своды, и те всходили по гигантской позолоченной лестнице в величественнейший из лондонских залов и оказывали почтение богатству и власти друг друга.
Ознакомительная версия.
