– Я верю вам.
«Верю ли я ему на самом деле?» Или все это было обдумано заранее, и Чэд намеренно разыграл эту сцену, чтобы заставить Сокола отвернуться от нее?
– Я совсем не желал доставить вам боль или чем-то вас огорчить, – хрипло продолжал Чэд. – Последние несколько дней были для меня пыткой: находиться подле вас и не иметь возможности обнять и поцеловать…
– Больше этого никогда на случится, Чэд, – сказала Ланна.
– Я не виню вас за то, что у вас возникло такое чувство, дорогая, – Чэд попытался вновь обнять ее, но Ланна не позволила.
– Нет, – произнесла она твердо и уклонилась от его объятий.
– Ланна! – позвал Чэд, но она, не обращая внимания на призыв, стремительной походкой вышла из комнаты.
Ланна не бежала от Чэда. Она бежала на поиски Сокола. Но объяснять это Чэду она не собиралась.
Покинув дом Фолкнеров, она очутилась в ослепительном море солнечного света. Пока Ланна добиралась до деревьев, росших на лужайке, ей пришлось ладонью заслонять глаза от слепящих лучей. Ланна остановилась и стала осматривать двор ранчо в надежде увидеть Сокола. Но его нигде не было.
Возле одного из зданий какой-то ковбой грузил тюки в кузов пикапа. Ланна направилась к нему. Этот человек мог случайно заметить, куда Сокол направился.
– Вы не знаете, где я могу найти Сокола? – прерывающимся от быстрой ходьбы голосом спросила она, когда остановилась возле заднего откидного борта грузовика.
Ковбой, не выпуская из рук поклажи, повернул к ней голову. Ланна видела, как он что-то не спеша соображает, и могла представить, о чем думает этот старик, но ей не было до того дела.
– Я видел, как он минуту назад пошел вон в ту конюшню, – произнес ковбой и махнул рукой, показывая, какое из строений он имел в виду.
Ланна поспешила в указанном направлении. Раздвижная дверь конюшни была слегка приоткрыта, и Ланна проскользнула в эту щель. Внутри стоял полумрак. Спертый воздух наполнен запахами лошадей и сена. Вторая дверь в противоположном конце конюшни была раздвинута настежь, чтобы солнечные лучи могли освещать полутемное помещение. И в этом сияющем проеме Ланна увидела Сокола – он вел за собой лошадь. Ланна бросилась к нему по длинному проходу между стойлами. Когда она приблизилась, Сокол успел уже привязать лошадь за недоуздок к стальному кольцу, вбитому в стену. В паре шагов от него на полу лежало «западное» седло с седелкой и попоной. На Ланну он даже не взглянул. Лицо – бесстрастное, как маска.
– Сокол, я хотела бы объяснить тебе то, что ты увидел в кабинете, – начала она.
– Зачем? – он усердно чистил лошадь скребницей. – Это не имеет ко мне никакого отношения.
По бесцветности и безразличию его голоса Ланна поняла, что объясниться с ним будет нелегко.
– Все было не так, как тебе показалось, – произнесла она протестующе, желая от всей души, чтобы он по крайней мере взглянул на нее, когда она с ним разговаривает.
Но все внимание Сокола было приковано к делу, которым он занимался.
– Уверен, что вы с ним просто друзья.
Это было сказано безо всякого особого выражения, которое делало бы его замечание – насмешкой, но оно уязвило Ланну не меньше, чем намеренная колкость.
– Я вовсе не это пыталась сказать. То есть – да, мы с ним друзья. Чэд был очень добр ко мне. Он мне много помогал в эти последние несколько недель, – в своем возбуждении Ланна понимала, что говорит совсем не то, что хочет на самом деле сказать.
– И ты просто отблагодарила его за все, что он для тебя сделал, – все тем же ровным тоном проговорил Сокол.
Повесив скребницу на крючок в стене, он нагнулся за попоной.
– Нет, этот поцелуй был вовсе не знак моей благодарности, – запротестовала Ланна, глядя, как Сокол расправляет попону на лошадиной спине. Строгость, которой веяло от его резкого профиля, затрудняла всякие попытки объясниться. – Может быть, ты все-таки удосужишься посмотреть на меня, когда я с тобой разговариваю? – потребовала она с гневным раздражением.
Он обернулся к ней, не снимая руки с полосатой попоны.
– Что ты собираешься мне рассказать? – бесконечное терпение в его глазах словно подчеркивало его полное безразличие к этому разговору. – Что ты боролась, но он силой заставил тебя поцеловать его?
– Нет! – возмутилась Ланна, словно он молчаливо насмехался над ней, хотя ничто ни во внешности Сокола, ни в его тоне не говорило об этом.
Он отвернулся и поднял седелку.
– Если ты дашь мне возможность, я расскажу, как все было на самом деле, – сказала Ланна.
– То, что происходило между тобой и Чэдом, меня не интересует. – Сокол положил седелку поверх попоны. – Я не суюсь в его дела, он не суется в мои.
– Я пытаюсь рассказать тебе то же самое, – отпарировала Ланна. – Чэд – очень красивый мужчина, опытный и обаятельный. Сомневаюсь, чтобы ты мог оценить то, что я собираюсь тебе сказать, но любая женщина будет польщена, если такой мужчина проявит к ней интерес. Кроме того, мне хотелось посмотреть, поцелует ли он меня, несмотря на то, что у него есть жена. И ты не можешь бросить в него за это камень.
– Полагаю, что если это окажется достаточно лестным, то ты прыгнешь и к нему в постель. – Сокол поднял седло, опустил его на спину лошади и принялся прилаживать. – Конечно, ты можешь попросить Кэрол подвинуться. Ей нравится вкус всего запретного, так что, может быть, тебе с Чэдом удастся уговорить ее на любовь втроем.
– Черт тебя побери, Сокол! Прекрати наконец выворачивать все мои слова наизнанку и выставлять их в худшем свете. Я стараюсь вбить в твою черепушку, что поцеловала Чэда главным образом из любопытства. Я хотела узнать, почувствую ли то же самое возбуждение, которое испытывала, когда меня целовал ты.
– Состязание поцелуев? – губы Сокола скривились, но юмора в его усмешке было очень мало. Перекинув поводья через седельную луку, он нагнулся к брюху лошади, чтобы затянуть подпругу. – Это что-то новенькое. Да ты, я смотрю, оригиналка.
Он продел подпругу в пряжку, затягивая ее.
Ланна ждала, но Сокол так и не задал вопроса, на который она рассчитывала.
– Ты не хочешь узнать, что я выяснила?
– Не особенно.
Сокол окончательно затянул подпругу и, задев Ланну плечом, прошел мимо нее, чтобы надеть на лошадь узду.
– Не может быть даже никакого сравнения, – проговорила она тихо, почти робко. – Я почти ничего не почувствовала.
– Очень жаль.
Сокол вставил в рот лошади удила. Послышался скрежет – лошадь принялась жевать мундштук.
– И это все, что ты можешь сказать? – на лице Ланны отразилось мучительное недоверие.
– У каждого из нас свои заботы. – Он застегнул узду на пряжку, а затем отвязал недоуздок. – Но я никогда не лезу в любовные дела других людей.
