Сам Дан признавал, что пока в воспитании Насти и Никиты толку от него было немного. Он чудовищно баловал детей, не мог отказать ни в чем. И если с сыном у него срабатывали хоть какие-то установки, то дочке стоило лишь хлопнуть глазками, как ее отец превращался в полностью управляемую субстанцию.
К счастью, Никитка с младенчества отличался серьезным нравом и рассудительностью. Даниял без особых усилий завоевал авторитет у сына, а вот с дочерью неожиданно начались проблемы.
Как только Дан с Данкой вернулись из прошлой поездки на Гавайи, она с детьми сразу переехала в его квартиру. Слишком тяжело обоим давались часы, проведенные друг без друга. В первый же вечер Настя заявила, что спать в зале с братом отказывается, и что спать она будет только с папой.
Теперь она ревновала к Даниялу Данку, Никиту и даже Олю. Он не мог ни обнять, ни поцеловать Дану, чтобы не вызвать поток горьких слез. Никакие увещевания на дочь не действовали, так что Данка с Никитой спали в спальне, а Дан с дочкой в гостиной на диване.
Это стало настоящей проблемой. Оля предложила сводить ребенка к детскому психологу, Аверин тоже попытался дать несколько советов, но Дана только отмахнулась.
— Костя, если бы у тебя была дочь, ты бы спал возле ее кроватки на коврике, так что даже слушать тебя не хочу.
Неожиданно помог Батраз. Когда Дан поделился со свояком проблемой, тот рассказал, что у них с Ниной была похожая история, дочь рыдала несколько часов, когда выяснила, что не может выйти замуж за папу. А потом просто не подпускала к нему Алану.
— Знаешь, что нам помогло? Мы купили ей новую кровать — она захотела с балдахином как у принцессы. Первое время она там сутками сидела, мы ее даже не видели. Тебе срочно надо другое жилье, сделай ей девчачью комнату, и она сама не захочет из нее выходить, — посоветовал Батраз.
Даниял послушал опытного отца двух девочек и снял четырехкомнатную квартиру в том же доме. Теперь у всех были отдельные спальни. Вместе с детьми выбрали кровати — Никите в виде гоночной машины, а Насте захотелось карету для Золушки.
Как и предсказывал Батраз, Настя и думать забыла о своих капризах, быстро помирилась с братом и выбиралась из своей кареты только чтобы поесть и погулять.
Помимо благодарности Даниял теперь испытывал перед сестрой нечто схожее с благоговением. Алана была беременна третьим ребенком, и по предварительным данным это был мальчик. Никто так не ждал этого парня, как Дан, ведь если у отца появится наследник, то, возможно, Данка согласится стать Баграевой и позволит ему дать своим детям еще и фамилию.
Арисханова посадили на пятнадцать лет и присудили совершенно драконовские выплаты. Теперь предстояло вывести Зураба из учредителей и отсоединить его часть, чтобы покрыть все издержки, так что у отцовских юристов работы прибавилось.
Аверин уехал, чем нимало удивил Данияла. Дан был уверен, что тот неровно дышит к Ольге, потому и согласился помочь девушкам. Сам Даниял рассчитался с ним полностью, не торгуясь и не придираясь к мелочам. При нем сестры упоминали о некоем контракте, но что это был за контракт, Дану никто не рассказал, а он не слишком и расспрашивал. И без того хватало откровений. И потрясений.
Чего стоило одно то, что Дана действительно принимала легкие транквилизаторы и всерьез намеревалась сделать аборт. Даниял звонил как раз накануне, она только собиралась на УЗИ. Так что слова Оли о двойне были вымыслом, а пол на таком сроке и правда не определяется.
Узнав об этом, Дан молча ушел на кухню, где некоторое время пытался справиться с охватившей его дрожью. И паникой. А если бы она не передумала? А если бы аппарат не показал двойню? Как вообще после всего этого Дана его простила?
Пришла Оля, накапала в стакан с водой каких-то остро пахнущих капель, сунула ему в руку и ушла. Он с полчаса не мог в себя прийти, пока лекарство не подействовало. Что бы он делал, если бы Дана не передумала?
Он и сейчас задал себе этот вопрос. Волна стекала вниз пеной, солнце над океаном сияло, впереди виднелся искрящийся край тоннеля. Ответ пришел сам собой. Для него все закончилось бы еще тогда, в первой трубе. Пайплайн не отпустил бы его, и Дан сам был с ним согласен.
Жизнь без любви пуста. Если никогда не любил, тогда не знаешь, как это бывает. Но однажды испытав любовь, не получится жить дальше и притворяться, что ее нет. Теперь Дан знал это наверняка.
Осталось совсем немного, он уже почти вышел из тоннеля, теперь главное не разорвать связь с океаном раньше времени. Дан вылетел из трубы и ему показалось, кто-то совсем рядом облегченно выдохнул.
* * *
Данка, сцепив пальцы, напряженно вглядывалась в морскую даль, у нее даже глаза слезились. Серферов было много, но ее взгляд был прикован к одному-единственному. Его бы она узнала при любой плотности народа на лайн-апе.
Сын и дочь тоже изо всех сил болели за отца. Настя, прижав к груди кулачки, громко шептала:
— Папочка, папочка, папочка…
Никитка же в свойственной ему манере хмурил брови и время от времени повторял:
— Наш папа лучший, он обязательно пройдет!
Дану умиляла вера сына в отца, для Никиты Даниял, летающий на серфборде по волнам, ассоциировался с настоящим божеством. Особенно после того, как мальчик сам попробовал встать на волну.
Но Данка видела, как тяжело даются мужу некоторые маневры, как скованны порой его движения, особенно если сравнивать с Джейком, тренером Данияла. А ведь она просмотрела все его старые записи, там Дан был совсем другим, он двигался легко и свободно, и Данке было невыносимо жаль, что им обоим пришлось пройти через все это.
Сейчас она молилась лишь о том, чтобы Даниял успел выйти из трубы — хотя серферы называют это бочкой — прежде, чем волна «закроется». Чтобы волна не «разрушилась» и не «сломалась». Чтобы Дан вернулся на берег, и они все втроем могли его обнять.
Муж успокаивал ее и обещал, что все будет хорошо, а волна — ну что волна, он же не претендует на чемпиона мира. Техника у него в порядке, то, что народу много на волне, так, когда соревнования, всегда людно. Главное — соблюдать этикет и уважать океан. С этого он и начал обучение сына.
В остальном, конечно, воспитатель из Данияла был никудышний. Дети вертели им как хотели, ладно совестливый Никитос, а вот фортелей от дочери Данка никак не ожидала. Неожиданное воздержание после их умопомрачительного гавайского секс-вояжа вводило в ступор обоих.
Но стоило Даниялу разрулить проблемы с дочкой, следом восстал сын.
— Ты говорил, что вы будете с мамой спать только когда поженитесь, — заявил он ошалевшему родителю, который уже успел очень подробно расписать Данке на ушко, как конкретно он себе видит сегодняшнюю ночь.
Насупленная мордаха Никитоса давала ясно понять, что его не купить кроватью в виде гоночной машины. Даниял думал недолго.
— Идите сюда, оба, — подозвал он сына с дочкой. Данка не удержалась, тоже подошла и встала у него за спиной. Даниял достал телефон, и когда развернул экран, у нее подкосились ноги. — Мы были женаты с мамой, у нас была свадьба, мама была очень красивая, и свадьба у нас была очень красивая.
Дети, затаив дыхание, разглядывали фото, а она лишь молча глотала слезы. У нее ничего не осталось, Оля все выбросила и удалила. Даниял отвечал на вопросы детей честно и рассказал почти все — они еще на Гавайях решили, какую версию событий можно выдать детям, когда те подрастут.
Дан сказал, что прислали фото, из которых он решил, что Дана его разлюбила и полюбила другого мужчину.
— А почему ты у нее не спросил? — с обезоруживающей непосредственностью спросила Настя. — Она бы тебе сказал, что это неправда.
— Потому что я был упрямый и самовлюбленный идиот, — ответил Дан. — Вы меня понимаете?
Никита с Настей закивали очень старательно, что у Данки выступили слезы, так ей стало их жаль. Конечно, они не поняли, они бы точно прибежали и спросили. Дети на некоторое время притихли, Даниял смотрел на них с ожиданием, с силой закусив губу. А потом достал из-под футболки цепочку с кулоном. Самый обычный в виде монетки.
