мужчина спокоен и даже расслаблен.
– Да. Я ведь видела, на что ты способен. Ты отдал меня сутенёру, ты же и убил его потом.
От моих слов по его телу будто проходит судорога. Он прикрывает веки на мгновение, словно борясь с самим собой, выпуская сквозь стиснутые зубы воздух.
– Я вёл себя с тобой как ублюдок, Аня. Я даже не думал, что ты будешь когда-нибудь смотреть на меня так, как сейчас, и был уверен, что никогда не сможешь простить. Потому что мне и нет прощения за то, что происходило с тобой под крышей моего дома. Но то, что она тебе сказала, неправда.
Смотрю на него во все глаза, не в силах поверить в услышанное.
– Ты хочешь сказать, что твой бизнес законный? – с сомнением спрашиваю.
Якуб усмехается недобро. Что говорит мне больше слов.
– Не законный, Аня. Мы живём в России, здесь никто не ведёт бизнес абсолютно легально. Но это не значит, что я ем на завтрак маленьких детей, а тех, что постарше, отправляю в рабство.
– Ясно, – тихо отвечаю. И на том спасибо…
Мужчина медленно выдыхает, не понимая моего состояния, и верящий в то, что я сбежала бы от него, представься мне такой шанс.
– Надо выбираться отсюда, – Якуб оглядывается по сторонам в поисках того, что способно ему в этом помочь.
Я вспоминаю про пинцет и вытаскиваю его из заднего кармана джинсов. Якуб несколько секунд удивлённо смотрит на протянутый предмет и молча забирает его.
– Что нас ждёт? – спрашиваю, пока он шурудит в дверном замке, сомневаясь, что этим приспособлением можно что-то открыть.
Проходит минута молчания, прежде чем он поднимается на ноги и разворачивается ко мне лицом.
– Слушайся меня, и всё будет хорошо, – его рука на дверном замке прокручивается, и дверь раскрывается. Я смотрю на неё, как на восьмое чудо света, не веря, что мы могли выбраться отсюда и раньше.
– Ты и такое умеешь, – благоговейно произношу, не ожидая подобных талантов у парня, получившего диплом в Англии. Хотя кто знает, что у него была за образовательная программа.
– Я много чего умею, Пирожок, – подмигивает мне, окидывая моё тело горячим взглядом, от которого внизу живота разгорается огонь. Если бы не это место и его окровавленная рубашка, я бы сумела ответить ему тем же, но, в отличие от Якуба, меня не возбуждала смертельная опасность.
Охрана не сторожила нас под дверью, а коридоры оказались на удивление безлюдными, подстёгивая внутри меня чувство страха и поднимая его на новый уровень.
– Зачем меня похитил этот мужчина? Чего он хотел? – едва слышно спрашиваю, глядя на макушку идущего впереди Ямадаева.
Якуб на секунду оборачивается ко мне, но я не успеваю распознать застывшее в глазах выражение.
– Он хотел, чтобы я отозвал псов. Пошёл на крайние меры, понимая, что ему не спастись. В отношении меня и моих партнёров велось расследование. Кутаев, так зовут человека, который тебя похитил, подставил нас всех. Из-за него всё и началось. Он вёл бизнес слишком грязно, раз за разом нарушая правила. И мы все попали под прицел. Пришлось договариваться со следствием.
От слов Якуба мне сделалось не по себе, по коже поползли холодные мурашки. Как договариваться? За деньги или иную плату?
– Та девица с моего дня рождения – следак и купленный им человек. Она сама в этом призналась. Раскрыла мне всю его аферу.
Якуб молчит какое-то время. И я осознаю, что девушка наверняка не за спасибо подставилась перед своим руководством и Кутаевым. Влюбилась? Немудрено, что она зажала тогда меня в углу и требовала, чтобы я бросила своего жениха.
Жмурюсь, мечтая стереть с закрытых век картинку того, как именно она раскрывала перед Ямадаевым все свои секреты. Как долго длилась их связь и когда началась? Я верила в то, что между ними сейчас ничего не было. Но ревность всё равно жгла нутро.
– Когда мы покинем этот дом, сюда приедет полиция и проведёт зачистку. Найдут все доказательства его вины, – голос Якуба холодный, спокойный и пропитанный ненавистью. Я уже успела позабыть, каким он может быть.
В мире, переполненном монстрами, я выбрала одного из самых опасных из них.
Якуб остановился, ощутив перемену в моём настроении.
Медленно развернулся ко мне, вглядываясь в моё лицо.
– Хочешь меня бросить? – в низком тембре его голоса хрипотца. Из его глаз пропадает всякое выражение по мере ожидания моего ответа. Вытекает, как время из песочных часов.
Впереди возникает возня и слышатся шаги. Люди направляются в нашу сторону. Я нервно озираюсь, пытаясь понять, куда нам скрыться, в то время как Якуб стоит неподвижно. Сердце от страха стучит где-то в горле, меня буквально тошнит собственными внутренностями. Но тут в коридоре появляется Сабуров. Якуб отмирает, они кивают друг другу, словно точно знали, где встретятся. Обмениваются парой слов.
Я с недоумением осознаю, что Ратмир здесь для того, чтобы вывести меня из дома. Он хватает моё предплечье и буквально оттаскивает от Якуба.
Теперь страх иного рода поглощает моё естество. Внутри возникает ощущение, что я могу его потерять. Сейчас и навсегда. Я вырываюсь из стальной хватки Сабурова и бегу к Якубу под мат, слетающий с губ мужа моей сестры.
– Я люблю тебя, – кидаясь на шею Ямадаеву, шепчу, забывая, как дышать, – люблю.
Его грудная клетка часто поднимается и опадает, когда он обнимает меня со всей силы в ответ.
– Я тебя тоже, Пирожок. Беги отсюда, прошу.
Он отпускает меня и вновь передаёт в руки Ратмира, а сам вместе со своими людьми поднимается наверх. По дороге к выходу я спотыкаюсь, едва не падая, понимая, что ударилась обо что-то мягкое. Весь первый этаж едва ли не устлан людьми. Кто-то просто лежит лицом в пол, а кто-то, должно быть, оказывая сопротивление, погиб. Задерживаю дыхание, ощущая, как в очередной раз к горлу подкатывает тошнота.
А до нас там, в подвале, даже не доходил звук перестрелки.
Близость смерти отрезвляет. Она казалась такой далёкой, эфемерной, а сейчас обрела вполне чёткий лик. До меня вдруг доходит, что Якуб не бессмертный. Его может задеть пуля, в него может войти холодное оружие. И в качестве аккомпанемента под эти мысли раздаются выстрелы. Один за другим.
Мои коленки слабеют, я едва могу переставлять ноги. Ощущение, будто утопаю в зыбучем песке, совершенно не чувствуя под собой твёрдой почвы. Если бы не поддерживающий меня Ратмир, я бы упала прямо здесь. И даже не нашла в себе сил пошевелиться. Я
