Славка знала, что мама, скорее всего, отругает за такую месть, потому не призналась ни в том, что Джек напал на неё после дискотеки, ни в том, что убил Урода. Это её личная вендетта. Джек заслужил свои кошмары.
Утром она проснулась отдохнувшей и даже немножко счастливой, правда, припомнив любовные фантазии Машки, гадливо скривилась. Отдавать Криса ни в реальности, ни во сне не хотела и не собиралась. Он только её. Никаких Машек, Алин или НедоСлавок.
И хотя Крис не ответил на её признание, она видела в его глазах всё, что он не произнёс. Славке не нужны были слова. Она и раньше легко без них обходилась, молчание стало для них привычной формой общения, ещё с тех пор, когда он считал её немой. Не тяготило и не напрягало. Без слов громче звучали взгляды и прикосновения. Славка не знала, что в отношениях есть какие-то правила: нельзя навязываться, нельзя первой признаваться, нужно казаться недоступной и ни в коем случае не целовать первой. Славка любила, как умела, как научилась у белок, волков и барсуков, не способных по-человечьи лукавить. Её чувство не изменилось, просто выросло и повзрослело вместе с ней.
А вот Крис поглядывал на Славку по-новому. И всё, что было раньше, обрело новый оттенок. Она запросто его обнимала, бесстыдно висела вверх ногами, демонстрируя смуглые ягодицы, бродила в платьях, сваливающихся с плеч и просвечивающих после купания в реке, приникала к нему влажным телом. А он, как дурак, смущался, замолкал невпопад и караулил каждое её прикосновение.
Ощущал себя неуместным, нелепым и каким-то озабоченным. Словно ему дали поиграть с новой игрушкой, и он теперь снова хочет, но очень боится сломать или играть неправильно. Крис пытался замаскировать свои желания под что-то безобидное и обыденное, стеснялся откровенно демонстрировать симпатию. Славка ему ничего не запрещала, он сам себе всё запрещал. Прикасался к ней будто нечаянно, когда они дурачились в воде или когда подсаживал её на дерево. Когда Славка ложилась на траву и закрывала глаза, он жадно её рассматривал. Давно уже не единожды коснулся взглядом везде, где можно и нельзя: забирался в ворот платья и под подол, трогал шею и живот, а чаще всего – губы. Славка часто чмокала его, но вот так, как тогда, у поезда, больше не целовала.
В августе их любимым развлечением неожиданно стала рыбалка. Причем большую часть карпов и карасей они в итоге выпускали обратно в реку, слишком занятые друг другом, легкомысленно упускали из вида дёргающиеся поплавки. Чаще всего удили, сидя на деревянной косой пристани, оставшейся от Седьмого моста. Приходили с удочками и наживкой, а в итоге больше купались и загорали.
В этот раз решили всё-таки немного наловить, Зофья обещала сварить уху. Крис её не любил, но Славка уверяла, что он просто не пробовал настоящей ухи. Взяли сетчатый садок, свежих розовых червей и две бамбуковых удочки. Подготовились обстоятельно, сели на край настила, свесив ноги в воду, и… снова забыли, зачем пришли.
Тёплые лучи скользили по рассохшимся доскам, река мелодично плескалась о деревянные сваи, облизывала их мокрым зелёным языком, от воды тянуло илисто-рыбным запахом. В воде то и дело мелькали тёмные глянцевые спинки рыб, в камышах шуршали дикие утки и речные гадюки. Славка сидела на самом краю, одну ногу свесила в реку и болтала ей, поднимая брызги, другую согнула и, приподняв платье, рассматривала свежие ссадины на коленке. Перекатывая за щекой леденец из отвара крапивы, облизывала потрескавшиеся губы. Крис, как обычно, забыл про удочку и разглядывал Славку. Остановив взгляд на короткой пряди, едва касающейся плеча, невольно вздохнул.
– Зачем ты волосы обрезала?
Славка растёрла кровь на царапине, не поднимая головы, фыркнула:
– Не уши, отрастут.
Крис тронул её щиколотку, несмело скользнул вверх пальцами по выступающей косточке и добрался до середины голени. Славка наблюдала за его рукой, чуть отклонившись, упёрлась босой ногой в его грудь и легонько пихнула. Толчок получился несильным, но Крис его не ожидал и едва не потерял равновесие. Выровнявшись, обхватил ногу Славки двумя руками и, наклонившись, поцеловал её острую коленку. Ладони скользнули выше, подцепили край платья и коснулись нежной кожи бедра, но дальше он не сдвинулся, замер и затих, поражённый собственной смелостью и Славкиным молчаливым позволением. Когда поднял голову, напоролся на чёрный насмешливый взгляд. Она опустила ногу, придвинулась к нему ближе и обхватила его лицо ладонями. Коричневыми от орехового сока пальцами погладила его щеки, отвела в сторону светлую чёлку и снова облизала губы.
Крис затаился, едва не прокричал: «Ну целуй же меня!»
Славка усмехнулась, словно прочитала его мысли, и поцеловала. Легко и невесомо, будто пёрышком погладила, и сразу же отстранилась. Он невольно устремился вслед за ней, даже вытянул шею, она плотно прижалась к его губам и отдала свой леденец, тонкий и острый по краям. Отстранившись, засмеялась и чмокнула в кончик носа. Крис перекатил леденец с языка за щёку и с хрустом раскусил. Славка не в первый раз поделилась с ним конфетой, всегда отдавала ему истончившиеся и плоские. Не любила она и доедать подсолнухи, всегда выбрасывала, когда там ещё оставалась серединка. Чай она тоже не допивала, а варёную кукурузу варварски выгрызала по центру. Криса удивляли не столько странные привычки Славки, сколько то, что он их заметил. Он вообще всё в ней замечал. С закрытыми глазами мог описать, как от кисти к плечу меняется оттенок загара на её руке, помнил, чем пахнет её макушка, нагретая солнцем, и как просвечиваются в рассветных лучах розовые уши.
Она долго смотрела на него пристально и прямо, словно срисовывала на память. Он заметил, что видит её чётко даже без очков. Надо же, Зофья не солгала, когда сказала, что они ему больше не понадобятся. Случилось это ещё в начале августа. Он отправился в ведьмовское логово лечить опухшую щёку и побитую спину. Зофья заодно подлечила и Славку, намазала их одной щиплющей мазью и напоила травяным отваром. Как ни странно, не бранилась и не выспрашивала, откуда взялись следы побоев, да ещё одновременно на обоих личностях.
Славка первая получила свою порцию снадобья и, сев на подлокотник кресла, молча наблюдала за процессом лечения Криса. Он не хотел при ней снимать футболку, чувствовал себя скованно и неловко. В десять лет переживал, что слишком толстый, а теперь, что слишком худой. Неужели он все время будет себя чувствовать так нелепо и неуверенно?
Зофья вручила ему кружку с отваром и, развернув к себе спиной, обильно намазала прозрачной, слегка зеленоватой мазью. Крис стойко выдержал пытку жирной слизью и даже выпил снадобье, больше похожее на болотную жижу. Развернув его лицом к себе, Зофья нанесла мазь на скулу. Бросив взгляд на зависшую на краю кресла Славку, едва заметно улыбнулась.
– Со спиной понятно, а лицо кто располосовал? Славка? Что же ты такое натворил, Шинук?
Крис вздрогнул.
– Неважно.
– Ей важно, – хмыкнула Зофья.
– Я заслужил.
Поймав взгляд Славки, Крис резко отвернулся, Зофья заканчивала лечение и случайно зацепила пальцем его очки. Они отлетели недалеко, но не на ковер, а на каменную площадку около печки. Раздался треск.
Крис поднял очки, оценил сетку трещин и вздохнул.
– Попрошу папу поменять стекло. Можно они пока у вас полежат?
– Они тебе не нужны.
А потом Крис про них забыл. Даже не заметил, что прекрасно обходится без очков, видит чётко и далеко, не щурится и не приглядывается, когда нужно что-то прочитать. Но только сейчас обратил внимание, что длинные лохматые ресницы Славки почти прямые, а кожа на скулах, несмотря на смуглость, слегка присыпана веснушками, тёмными, как кофейные зёрнышки. Раньше он и в очках не видел столько деталей. Когда сказал об этом Славке, она не удивилась, назвала это побочным эффектом зелёной жижи.
Отодвинувшись на край пирса, Славка всё-таки взялась за удочку, даже поймала парочку мелких рыбёшек, а Крис лежал на мостках, свесив ноги в воду, и смотрел на небо. Никогда раньше он не смотрел на небо, только со Славкой начал заниматься этим чудным и бессмысленным делом. Разглядывал облака, вытягивал руку, будто мог их коснуться, и плавал в мутных неясных мыслях, похожих на течение Капиляпы. Думал обо всём и ни о чем конкретном, а облака скользили по голубому блюду, вытягивались, слипались и теряли форму, как и мысли Криса, такие же неустойчивые и переменчивые.
