Лорд Лайл остался невозмутим.
– Когда мне грустно и одиноко, я нахожу утешение в еде, дорогая Ева, – довольно усмехнулся он.
– Тогда вас, вероятно, обрадует, что я велела приготовить обед, достойный подлинной трагедии. Вашего любимого ягненка с мятой.
– Возможно, я достигну блаженного экстаза еще до обеда и не смогу проглотить ни кусочка.
Ева одарила его еще одной слабой загадочной улыбкой и стиснула зубы, скрывая нетерпение. Она вспомнила другого мужчину. Его пальцы, зарывшиеся в ее волосы. Его губы, прильнувшие к ее губам, без долгих речей, вопросов, намеков, предисловий и торгов.
– Ева, вы помните тот вечер в опере? Кажется, тогда давали «Мистраль»? С синьорой Ликари в главной роли?
– Да, помню. – После спектакля, во время которого один молодой человек упал с балкона в оркестровую яму, пытаясь рассмотреть ее декольте, Ева покинула театр вместе с графом Уэрреном, лордом Лайлом и несколькими друзьями. Они продолжили веселье, отправившись на вечеринку, где царили весьма вольные нравы. Мужчины затеяли карточную игру, и Ева сидела на коленях у Фредерика, когда тот небрежно делал ставки, от которых лбы других игроков покрывались каплями пота. Шампанское текло рекой, но Ева едва пригубила свой бокал. Ее опьяняли азарт, опасность, сознание собственного могущества и бесконечное богатство ее поклонников. Евы Дагган из трущоб добивались самые влиятельные мужчины Англии, она могла выбрать себе любого; какая-то часть ее существа всегда оставалась настороже, наблюдала, оценивала.
Минувшей ночью она впервые в жизни потеряла голову, забыла обо всем на свете.
– Тогда я подумал, что ваши ягодицы упруги, как свежая сочная слива, Ева, – мечтательно протянул Лайл.
– О, прелестное воспоминание, Фредди! Какая женщина останется равнодушной, услышав, что ее зад оставил неизгладимый след в памяти мужчины?
Фредди – надо отдать ему должное – весело рассмеялся.
– Ах, простите меня, Ева. Теперь вы видите, как на меня подействовала разлука с вами. Я совершенно разучился ухаживать. Надеюсь, вы позволите мне исправить промах? Может, нам следует совершить… «прогулку»? Кажется, вы так это назвали?
– Если хотите. Я лишь посмотрю, нет ли в доме подходящей трости, чтобы ходьба не слишком вас утомила.
– Я пойду следом за вами и буду любоваться видом, достаточно волнующим, чтобы… стоять твердо без подпорок.
Ева не смогла удержаться от смеха. За смехом последовал вздох. Ей было легко с Фредди, она знала, как говорить с ним. Ее увлек знакомый ритм флирта и пикантных намеков, она невольно подчинилась ему, как следуют строкам пьесы или фигурам виргинской кадрили.
– Рассказать вам о других частях вашего тела, которые меня восхищают?
– Возможно, когда иссякнут иные темы для разговора. Повторенная шутка приедается и перестает казаться смешной, Фредди. Я нахожу необыкновенно эротичной оригинальность и новизну.
Вошел лакей с хересом. Придирчиво оглядев его ливрею, Фредди одобрительно кивнул, и Ева испытала странное, нелепое облегчение. Будь она замужем за лордом Лайлом, ей не пришлось бы при взгляде на беднягу лакея всякий раз подсчитывать в уме, во сколько ей обходится содержание слуг.
Фредди поднял бокал.
– Вы скучаете по Монти?
– Да. Очень, – искренне отозвалась Ева.
– Я тоже. Но время никого не щадит. Ни мужчин, ни женщин, – многозначительно добавил Фредерик.
В дверях снова появился лакей.
– Миледи, пришел священник. Он хочет вас видеть.
– Священник? – шепотом переспросил Фредди с довольной усмешкой. – Вы неожиданно обрели веру и сделались религиозной, моя дорогая? Не думал, что дела настолько плохи. Или вы вели себя так скверно, что он пришел вас отчитать?
Еще один намек. Ева охотно подхватила бы игру, но известие застало ее врасплох. Она ошеломленно застыла.
Отослать Адама прочь она не могла. Вдобавок, несмотря на неловкость, ей страстно хотелось его видеть. Видеть выражение его глаз.
Появление Хейнсворта в Пеннироял-Грин не привело бы Адама в восторг. Ева сомневалась, что он обрадуется при виде Фредди.
– Конечно. Проводите пастора в гостиную.
Мгновение спустя высокая фигура Адама выросла в дверном проеме.
О боже! Он держал в руке букет полевых цветов.
В комнате повисла тишина.
Фредерик окинул Адама цепким изучающим взглядом от макушки до мысков пыльных сапог, подмечая каждую мелочь. Покосившись на вазу с увядшими цветами, он вскинул брови и посмотрел на свежий букет в руках пастора.
Затем повернулся к Еве. В его глазах читалась злая насмешка.
– Помнится, вы говорили, будто здесь, в деревне, вас мучит скука, дорогая.
Ева почувствовала, как руки похолодели, сделались ледяными. «Должно быть, лицо у меня такое же белое, как и платье», – подумалось ей.
– Рада видеть вас, преподобный Силвейн, – любезно проговорила она, пытаясь унять дрожь в голосе. – Позвольте представить вам моего друга, Фредерика Элгара, виконта Лайла.
– Здравствуйте, лорд Лайл, – отозвался Адам столь же учтивым ровным тоном.
Разумеется, он не смотрел ей в глаза.
– Здравствуйте, преподобный Силвейн. Или мне следует называть вас, скажем…
– Вы пришли навестить Хенни, пастор? – перебила виконта Ева с живостью, которая даже ей самой показалась фальшивой. – Как мило с вашей стороны.
Адам наконец повернулся к ней. На миг самообладание его оставило. В глазах вспыхнуло жаркое пламя, которое сжигало и Еву, пылая в ее крови. Адам смотрел на нее взглядом обладателя, любовника, делившего с ней ложе. На его лице отражалась голодная страсть.
В следующее мгновение на губах пастора скользнула легкая ироничная усмешка. Казалось, между ним и Евой пролегла пропасть.
«Он решил, что вел себя как последний болван, что все вокруг верно судили обо мне», – мелькнуло у нее в голове.
Она почувствовала холодное отчуждение Адама, словно перед ней вдруг захлопнулась дверь.
– Да. Я подумал, что цветы доставят Хенни удовольствие, – произнес он. Никто не догадался бы, что минувшей ночью этот мужчина сжимал Еву в объятиях, заставляя задыхаться и стонать от наслаждения, что на рассвете он нежно отвел непослушную прядь с ее лица.
– Вы говорите о той Хенни, которую я знаю? Неужели хоть что-то способно доставить ей удовольствие? – удивился Фредерик.
Адам не ответил, глядя на лорда Лайла с вежливо-отстраненным выражением. Но глаза его горели недобрым блеском, от которого у Евы по спине пробежал холодок. Точно такими же глазами, вспомнилось ей, кот смотрел на убитую им крысу, примериваясь, куда вонзить клыки.
– Хенни больна. – Еве показалось, что собственный голос доносится откуда-то издалека, как сквозь толщу воды. Она попробовала улыбнуться, но мышцы лица не слушались, будто не желали лгать, изображая вымученную гримасу. Ей насилу удалось приподнять уголки губ. – Пастор стал для нее великим утешением. Хенни на удивление быстро поправляется, преподобный. Это просто чудо. Думаю, сейчас она спит. Спит крепким, спокойным сном, – пролепетала Ева, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
