— Её звали Любой, — начала неуверенно Елена Константиновна, но потом с каждым словом, её голос становился всё более уверенным, а рассказ более смелым. — Они с Игорем встречались по молодости, первые отношения и всё такое. Но потом что-то не сложилось, и они расстались. Это был конец восьмедесятых, Союз практически рухнул, привычная жизнь у многих тоже пошатнулась. Молодёжь мечтала о новой жизни, о новых возможностях. И Любка была такой же… жадной до жизни, до эмоций, до приключений… до мужчин. Мы жили на одном районе, и её просто было невозможно не заметить. Они с Игорем долго расставались, она то приходила, то уходила, то бросала его, то искала каких-то встреч… Пока однажды не пропала окончательно. Мы с ним и до этого были знакомы, а потом как-то всё само собой закрутилось… стали дружить, полюбили друг друга, поженились, стали жить вместе. Игорь как раз учёбу только-только окончил, на работу устроился, когда на пороге нашего дома объявилась она. Такая же как всегда беззаботная и лёгкая, казалось, за год она практически не изменилась, не считая одного — на руках она держала тебя. Тебе тогда едва-едва исполнилась пара месяцев. Любка рассказала, что ей необходимо уехать, что её ждёт Москва, какой-то уникальны шанс, и что она не может взять тебя с собой. Она утверждала, что ты дочь Игоря и просила нас временно позаботиться о тебе. Там… был сложный и длинный разговор, в результате которого ты осталась с нами. А через неделю Люба с каким-то мужиком разбилась на машине, по пути в столицу.
Я слушала её и не верила своим ушам. Мне словно рассказывали события какой-то отечественной мелодрамы. Она говорила про меня… и мою маму?! Она говорила про нашу семью, а мне казалось, что это всё просто не могло случиться в мире. Мы же были семьёй, самой обычной, самой простой. Я же помнила их всю жизнь и отца, и мать… А теперь, теперь всё было совсем-совсем не так.
— Ну а дальше, — продолжала она свой рассказ, который столько лет просился наружу, — ты осталась с нами и мы старались растить тебя как своего ребёнка. За большие деньги купили свидетельство о рождение, переехали с того района. Потом родилась Даша, затем Андрюшка… Жизнь становилась сложнее, но мы справлялись. Пережили девяностые, начало нулевых… Ты взрослела, и я всегда старалась относиться к вам ко всем одинаково. Может быть, не всегда получалось, но я старалась. С годами ты всё больше и больше становилась похожа на свою… мать. Мы старались бороться с этим, сдерживать тебя как-то. Но тут появились эти двое твоих друзей, и ты совсем выбилась из-под контроля. С каждый днём ты становилась её копией… И когда ты в очередной раз сбежала из дому, отец просто не выдержал. Получилось грубо, но, Лиз, поверь, это всё было из-за чувства безысходности, он слишком боялся, что ты повторишь её судьбу.
Плохо помню, что было дальше. Кажется, мама (Или уже не моя мама? Могу ли я вообще её так называть?) говорила что-то ещё. Я даже умудрялась что-то отвечать или просто кивать головой. Момент прощания просто выпал у меня из головы. Последнее, что отложилось в сознании, как я вышла на улицу и разревелась. Я еле брела по улице, завернула за угол и поняла, что сейчас упаду. Каким-то чудом умудрилась сесть на бордюр… а дальше опять темнота.
Пришла в себя, уже когда рядом появился Ваня. Рыдала у него на груди и никак не могла взять себя в руки. Лишь бессвязно повторяла один вопрос: «Почему». Когда я перестала судорожно всхлипывать, Ваня подхватил меня на руки и отнёс в джип, бережно усадил на пассажирское сиденье и пристегнул.
До гостиницы мы ехали молча.
Глава 41
Держи меня за руку и не отпускай меня
Вместе ведь до конца мы будем с тобой всегда
Держи меня за руку и ближе ко мне прижмись
Ты сердцебиение, ты вся моя жизнь…
(с) Джиган
Я больше не плакала, но на меня навалилась такая апатия, из-за чего казалось, что весь мир лишился красок. Почти весь день пролежала на кровати, уткнувшись своей макушкой в крепкую мужскую грудь. Иногда проваливалась в полусон — полузабытьё. Ваня всё время был рядом, гладил меня по голове, перебирал мои волосы, и главное — не задавал никаких вопросов, он вообще старался со мной не разговаривать, давая возможность принять случившееся.
Когда на улице уже начало темнеть, Чемезов неожиданно встал и начал одеваться, я как раз в очередной раз дремала. Почувствовала движение рядом и открыла глаза.
— Уходишь? — голос меня слушался плохо, но я всё же смогла задать свой вопрос.
Ваня ободряюще улыбнулся мне, положительно расценив мой первый всплеск какой-никакой активности.
— Надо одеждой разжиться.
— Домой поедешь?
Чемезов как-то подозрительно усмехнулся и качнул головой:
— Боюсь, что там от моих вещей уже мало что осталось.
Вопросительно посмотрела на него, но так и не получила никаких пояснений.
— В магазин съезжу. Хочешь, потом к Владу заеду или в магазине что-нибудь для тебя возьму?
— Давай к Владу. Я с тобой. Хоть машину свою заберу…
Думала, что Ванька начнёт оспаривать последнее, но он кивнул:
— Собирайся.
Встать с кровати оказалось не так легко, тело слушалось меня плохо, из него словно выпустили весь воздух и забыли закачать его обратно.
Ваня опять поднял меня и поставил на ноги.
— Ну и куда ты поедешь?
— Я справлюсь…
Он недовольно сжал зубы, явно борясь между недоверием к моему состоянию и желанием помочь выйти из оцепенения.
— Тогда возьмём такси, — нашёл он выход. Я хотела засопротивляться, но Ваня меня опередил. — Свою машину поведёшь сама, я для разнообразия побуду пассажиром. Буду ехать и молиться.
Шутку я оценила, выдавив из себя слабую улыбку.
На улице заметно похолодало, и мне вновь достался Ванькин пиджак. В такси ехали в тишине, хотелось прижаться к его плечу и не думать ни о чём. Но, несмотря на всю свою заботу, Чемезов был каким-то смурным, словно что-то не давало ему покоя. Положила руку на его бедро, отчего Ваня вздрогнул.
— Всё в порядке?
Вместо ответа он накрыл мою руку своей ладонью и сжал её. Это было так странно, вот так вот свободно касаться друг друга. Оба чувствовали неловкость и стеснение, но это всяко было лучше того отчаянья, которое обуревало меня весь день.
В дом Державиных мы зашли, держась за руки. Влад встречал нас ехидной улыбкой, ну хоть комментировать ничего стал.
Я убежала наверх собирать вещи, а мужчины остались внизу метать друг на друга недовольные взгляды. Мои сборы проходили под пристальным вниманием двух мелких дьяволят именуемых Алисой и Ангелиной. Они бурно инспектировали все мои вещи и внимательно следили за тем, что я закидываю в свой чемодан. Из-за чего у меня создавалось впечатление, что я забираю не свои вещи, а бессовестно забираю чужое.
— Тётя Лиза, а ты насовсем уезжаешь? — не утерпела Алиска.
— Не знаю, — пожала я плечами. — А мама ваша где?
— А папа маму с утра в больницу отвёз.
Я напряглась, но задавать дальнейших вопросов девочкам не стала.
— Уверена, что с ней всё хорошо.
— Угу, — хором ответили мне.
Схватила чемодан и поспешила вниз.
— Влааааааад!
Чемезов и Державин появились у основания лестницы одновременно, глаза у обоих были круглые и переполошенные. Видимо я слишком громко завопила. Ванька поймал меня, а Влад перехватил чемодан.
— Ты чего?! — одновременно спросили мужики.
— Ксюшка. Что с Ксюшкой?
Державин с облегчением выдохнул и глянул на меня как на идиотку.
— Плодимся и размножаемся, вот что!
— А не рано? — переживала я.
— Само то. Планово легла в роддом, так что выдохни и не ори больше на весь дом.
Я засмущалась. Особенно после того, как поняла, что всё ещё вишу на Чемезове. Заёрзала у него в руках, и меня поставили на место. После чего Ванька аж руки за спину спрятал, словно и не было сейчас ничего.
